Раскатистое «ура» зазвучало и с той стороны, позади немцев. Это, как верно угадал Давлят, было «ура» украинского партизанского отряда, подоспевшего на помощь из села Горбовичи. Немцы бежали, бросая оружие. Давлят и его бойцы, черные от пороховой копоти, обляпанные с головы до ног грязью, спешили к товарищам по оружию и горячо обнимали их.
— Спасибо, друзья, спасибо! — взволнованно говорил Давлят командиру украинского отряда, высокому, плечистому мужчине с лихими чапаевскими усами. Ему было лет тридцать пять, звали его Василием Криворучко.
— Связной у вас молодец, прыткий парень, боевой! — сказал он.
Давлят и комиссар Микола Гуреевич удивились.
— Какой связной? — спросил комиссар.
— А вон тот хлопец, — сказал Василий Криворучко, жестом показав на Тараса, который возился в стороне с брошенным немцами тяжелым мотоциклом с люлькой. К нему направлялся Клим Пархоменко.
Давлят перевел взгляд на дзеда Юзефа. Старик вместе с внучкой Августиной перевязывал раненых. Бороду его развевал ветерок.
— Кто послал Тараса? — спросил Давлят.
— Я, — ответил дзед Юзеф.
Тут подкатил к ним мотоцикл, и Тарас, выбравшись из люльки, расправил плечи, как заправский вояка, и отрапортовал старику о выполнении приказа.
Дзед Юзеф выслушал его, потом, насупившись, сказал тоном человека, поднаторевшего в военных делах, что при старших начальниках надо спрашивать разрешения на доклад у них.
Давлят, Микола Гуреевич и Василий Криворучко заулыбались. Давлят, не сдержавшись, порывисто обнял Тараса, потом старика.
Победа всегда не только радостна, но и печальна. Каменели сердца, от горечи потерь, которые, увы, оказались значительными. Только к вечеру предали земле тела павших друзей. Похоронили их с глубокой скорбью на тихом сельском кладбище с рядами почерневших от времени крестов и осевших могил. Никогда прежде это кладбище не видело такого скопления людей и не слышало троекратного залпа прощального салюта.
Вернувшись в село, Давлят приказал отряду оставаться на площади и попросил созвать жителей, а затем, как соберутся, привести гитлеровских офицеров, старосту и полицаев, взятых вчера.
Он стоял мрачный, в эти минуты его лицо казалось высеченным из гранита. Рядом горбился Криворучко и расхаживал, заложив руки за спину, Гуреевич. Партизаны разбились на группы, говорили между собой вполголоса, курили, вздыхали. Было светло от снега, от повисшего в небе круглого месяца и от огня нескольких факелов, зажженных старым учителем Борисом Федотовичем Знаменским и дзедом Юзефом.
Когда привели фашистов и их прислужников, Гуреевич обратился к людям с вопросом: «Что заслуживают эти подлецы?» — и люди в один голос ответили:
— Смерти! Только смерти!
— Так и будет, — глухо произнес Гуреевич.
Давлят жестом приказал увести врагов и исполнить приговор народа.
Криворучко и его люди стали прощаться. Давлят еще раз поблагодарил за оказанную помощь. Каждый должен был ждать указаний своих штабов, в которые намеревались сегодня же ночью отправить соответствующие донесения, но оба были уверены, что и Хильчиха, и Горбовичи станут местом дислокации их отрядов, и договорились поддерживать связь и взаимодействовать, если немцы полезут опять.
— Хотя сомневаюсь, что в ближайшее время сунутся, — усмехаясь, сказал Василий Криворучко. — Я собираюсь оставаться долго. Буду открывать сельсовет, чтобы все было по советскому закону.
Его предсказание сбылось, немцы больше не лезли в Хильчиху и Горбовичи. Воспользовавшись передышкой, Давлят с помощью сельчан привел в порядок хозяйство отряда. Вместе с комиссаром он уделял много внимания и восстановлению советских порядков, объявив, при единодушном одобрении всех жителей Хильчихи, старого учителя Бориса Федотовича Знаменского полномочным представителем советской власти.
Знаменский, несмотря на возраст, был человеком деятельным, энергичным, как говорили его односельчане, мастером на все руки. До войны он преподавал физику и математику, умел плотничать и столярничать, слыл хорошим садовником, любил возиться с цветами. Рассказывали, что он сам, своими руками, вырезал все орнаменты и узоры, украшавшие крыльцо, двери и ставни его дома. О многих выходцах из Хильчихи, которые стали инженерами, агрономами, врачами и другими специалистами, в том числе военными в чинах, говорили как о воспитанниках Знаменского. Люди называли его ласково и любовно Федотычем.