В пути, на коротком привале, узнали Давлят и его бойцы о контрнаступлении наших войск и окружении под Сталинградом гитлеровской армии.
— Окружили? Мы окружили? — словно не веря своим ушам, таращил глаза на приемник Клим Пархоменко, и, пожалуй, впервые его друг Махмуд Самеев не воспользовался случаем снасмешничать: он сидел с разинутым ртом.
Давлят негромко рассмеялся.
— Мы окружили, Клим, мы, дорогие друзья! — Он чувствовал себя так, словно сбросил с плеч тяжкую ношу и успел отдышаться. — Вот теперь и начнется праздник на нашей улице. Теперь начнем очищать нашу землю от нечисти!..
Разгром гитлеровцев под Сталинградом, прорыв блокады Ленинграда, освобождение Северного Кавказа, Кубани, Донщины, победы в Донбассе, под Воронежем и в районе Великих Лук — все это вселяло уверенность в то, что близок, совсем уже близок час избавления всей советской земли, и как же радовалось сердце при мысли о причастности к этим славным победам!..
«Теперь пойдет будто с перевала, под гору, — думал Давлят. — Волны ведь нарастают, — вспомнил он дни пребывания на Черном море, в Артеке, далекие, словно из чужой жизни, дни с ярким солнцем и веселыми купаниями в синий штиль и в бело-зеленых волнах, которые шли чередой, одна сильнее, выше и круче другой. Нарастая, волны захлестывают… Да, в конце концов, как девятый вал, обрушимся мы на захватчиков и сметем их с лица земли. Как девятый вал!» — повторял Давлят в мыслях.
Но вместе с тем он, как и все его товарищи, хорошо понимал, что успехи не должны кружить голову, ибо победу надо еще ковать и ковать. Немцы не будут оставлять нашу землю без боя, они будут цепляться за каждую ее пядь. Для этого у них есть и силы, и возможности. Чтобы вышибить их и добить, потребуются новые грандиозные усилия и новые бесчисленные жертвы.
— Во имя освобождения нашей родины от ненавистного врага, во имя окончательной победы над ним нам приказано шире раздуть пламя партизанской борьбы, разрушать коммуникации противника, срывать переброску его войск, подвоз оружия и боеприпасов, взрывать и поджигать воинские склады, взрывать железнодорожные мосты, нападать на гитлеровские гарнизоны, помогая всеми силами и средствами наступающей Красной Армии, — сказал на митинге в честь 25-й годовщины Красной Армии командир бригады подполковник Тарасевич.
В тишине, царившей на просторной поляне, где Давлят полукругом выстроил свой отряд, были хорошо слышны все слова, которые подполковник выговаривал четко и ясно.
— Это приказ Родины, веление партии. Это наказ всего народа нам, мстителям. — Тарасевич взмахнул рукой. — Поклянемся, что выполним свято!
— Клянемся! — ответили сотни голосов, и покатился по зимнему лесу, пугая птиц и зверье, гулкий раскат.
Громовым раскатом помчалось и «Служим Советскому Союзу», когда Тарасевич объявил благодарность отряду за боевые успехи, и могучее «ура», когда он сообщил, что в целом по бригаде семьдесят пять человек, а в отряде девятнадцать, в том числе командир Сафоев и комиссар Гуреевич, награждены орденами и медалями СССР.
Словом, это был настоящий радостный праздник, и была музыка, были песни и пляски, людям выдали даже по стопке — разжился старшина Василий Егоров с ведома командира и комиссара, припас специально к этому дню.
Но в разгар веселья где-то не столь далеко грохнули взрывы, и бойцы мигом вскочили. Часовые донесли, что под прикрытием двух танков в лес вступила примерно рота фашистов, идут, словно бы прочесывая, локоть к локтю, движутся в сторону лагеря.
— Который час? — удивился Тарасевич.
— Семнадцать тридцать, — раньше него взглянул на часы Давлят, тоже немало удивленный тем, что немцы поперли в лес под конец дня, когда стали сгущаться сумерки.
— Вот зараза, праздник хотят испортить, — донесся голос Махмуда Самеева.
Тарасевич засмеялся.
— Сказал же Верховный в приказе, что могут пуститься на авантюры, — вот нам доказательство.
— Но с какой целью? — задумчиво проговорил Давлят.
— Что-то, конечно, замышляют, — ответил Тарасевич. — Какое принял решение?
— Думаю — приготовиться к бою, но не открываться, выжидать до самой крайности.
— Правильно. Действуй!
Однако «до самой крайности» не дошло: немцы, углубившись метров на триста, остановились, попалили в быстро густеющую темь из автоматов и стали поспешно выбираться на опушку, под защиту танков. Как потом оказалось — узнали несколько дней спустя из попавших в руки документов, — немцы назвали эту вылазку «разведкой боем». Под одним из документов стояла подпись оберштурмбанфюрера СС Зингера.