На площади воцарилась глубокая тишина. Потом школьный оркестр заиграл скорбную траурную мелодию. Встали в почетном карауле Оксана Алексеевна, Бибигуль, Мардонов, Михайлов, Султан и Гуреевич. Их сменили другие, во главе с дзедом Юзефом, за которым стояли в суровом молчании Августина, Тарас… Несли почетный караул и однокашники Султана, юные суворовцы, будущие командиры.
— А теперь, — сказал Михайлов, — учащиеся и педагогический коллектив средней школы имени Давлята Сафоева приглашают нас осмотреть музей. Они организовали его с помощью бывших партизан.
Школа была новой, трехэтажной. В комнате, отведенной под музей, в глаза сразу бросилась большая, во всю стену, карта с нанесенными разноцветными красками маршрутами и другими условными обозначениями. В левом верхнем углу было написано: «Карта действий партизанского отряда «Знамя дружбы» в 1941—1944 годах». Она точно, с указанием дат, воссоздавала все сражения и операции, проведенные отрядом, и в годы оккупации, и в месяцы полного освобождения Полесья от ненавистного врага.
На правой стене комнаты, против больших окон, были развешаны фотографии партизан, и первой висела увеличенная фотография Давлята в гимнастерке с петлицами, наискось перетянутой ремнем. Давлят улыбался. Он словно бы весело говорил со стены: «Здравствуйте, мама! Здравствуй, сынок!» И Оксана Алексеевна и Бибигуль ответили ему взглядом, в котором светились и любовь, и гордость, и скорбь; глаза их были в это мгновение сухими. А Султан ответил отцу по-военному — взял под козырек своей форменной, с белым верхом и красным околышком, фуражки.
Потом они увидели под стеклом драгоценную реликвию — семейную фотографию, сделанную в Кобрине в день, когда Султану исполнился год, и фашистскую газету на русском языке, в которой была воспроизведена эта фотография с обещаниями награды тому, кто выдаст запечатленных на снимке, и несколько страниц из дневника Давлята, в том числе ту, на которую Давлят еще мальчуганом наклеил фотографию отца и на которой отец перед смертью записал свой завет: «Будь честным и смелым, сынок!..»
прочитала Оксана Алексеевна на одной из пожелтевших страничек, и глаза ее заблестели.
— Это чудо, — сказала она, — что сохранили дневник.
— К сожалению, не весь, — сказал Михайлов. — Давлят передал его им, — кивнул он на Тараса с Августиной, которые что-то объясняли Бибигуль и Мардонову у карты, — и они берегли его почти до самого освобождения. Но однажды, когда их не было, немцы обстреляли лагерь из тяжелых минометов. Одна мина угодила прямо в землянку, разворотила ее всю. От дневника уцелели только эти страницы… — Михайлов хрустнул сцепленными пальцами и прибавил: — Но, как видите, самые важные.
К ним подошла Бибигуль, долго смотрела увлажнившимися глазами на фотографию мужа, Султана Сафоева, и, прочитав его завет сыну Давляту, глухо сказала:
— Хорошо, что дети идут дорогой отцов.
Вместе с Оксаной Алексеевной рассматривала Бибигуль документы: страницы из протокола допросов в гестапо героев из села Вербовичи — «старосты» Николая Миронюка и «аптекарши» Агнии Астафьевны, фотографию повешенного с товарищами артиллериста Андреича и фотографии лесника деда Якима, партизанского связного Петра Астафьевича, который подобрал Наталью с сыном у разбомбленного гитлеровскими стервятниками поезда, и несчастной красавицы Алены, и командира партизанского соединения Николая Петровича Тарасовича, и комиссара Михаила Васильевича Мартынова, который погиб осенью 1943-го… Сколько хороших, настоящих людей унесла проклятая война! Но вечной будет память о них, ценой своей жизни отстоявших свободу отчизны…
— А что стало с теми, кто охотился за Давлятом и Натальей? — спросила Оксана Алексеевна Гуреевича.
— Собакам собачья смерть, — ответил Гуреевич. — Не знаю только, что стало с фотографом Волковским. Но думаю — от расплаты ему все равно не уйти.
— Не ушел, — сказал Михайлов. — Несколько дней назад его разоблачили наши польские друзья. Он скрывался под чужим именем в Варшаве. Скоро его вместе с группой карателей из зондеркоманды оберштурмбанфюрера СС Зингера будут судить в Минске. Те следы разрушений, которые вы еще видите здесь, в Березовичах, да и в других местах, — это следы злодеяний, которые не так-то легко стереть. Сожжены тысячи деревень и поселков, разрушены сотни городов. Вы, наверное, знаете — слышали или читали, — что в Белоруссии погиб каждый четвертый житель. Этого нам никогда не забыть. Нельзя забывать этого. Должны помнить и дети, и внуки, и все грядущие поколения, чтобы никогда не допускали больше войны, а если уж придется взяться за оружие, то бились бы так, как бились отцы и деды.