Давлят взглянул на Наташу. Она улыбнулась ему. «Мы с тобой хорошо понимаем друг друга, и я жалею, что надо расставаться, но у нас с тобой все впереди, будут новые радостные встречи, ты только чаще пиши», — сказала Наташа этой улыбкой, и Давлят, отвечая ей, негромко произнес:
— Я буду часто писать…
— Непременно пиши, не меньше, чем раз в неделю, — сказал Максим Макарович. — Мы все очень ждем твоих писем.
— Буду часто писать, — повторил Давлят.
Дали третий звонок, они поспешили к вагону. До отхода поезда осталось пять минут.
— Прошу подняться, не мешайте, граждане, — сердито проговорил проводник.
Крепко обнявшись и расцеловавшись с Максимом Макаровичем, Давлят повернулся к Наташе, протянул ей руку. Наташа порывисто сжала ее и, подавшись вперед, коснулась губами губ Давлята.
Протяжно загудел паровоз. Давлята кто-то толкнул — он не почувствовал этого. Стоял ошеломленный, красный, как кумач, и пришел в себя только тогда, когда, лязгая буферами, вагон тронулся с места. Максим Макарович и Наташа махали из-за плеча сердитого проводника. Давлят тоже поднял руку, сделал несколько шагов по ходу поезда и, остановившись, прикоснулся кончиками пальцев к губам. О, каким жгучим и сладким был первый поцелуй любимой!..
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Синим майским вечером, возвращаясь с работы домой, Максим Макарович повстречал своего старого товарища по оружию Мансура Мардонова. Это был тот самый учитель Мардонов, с которым Мочалов и Султан Сафоев, покойный отец Давлята, сражались в одном добровольческом отряде против банд Ибрагим-бека.
На взгляд Мочалова, Мардонов и теперь выглядел молодцом. Правда, его кудрявые волосы изрядно поредели, и в них, как и в бороде и в усах, появилась обильная седина. Но тем не менее он по-прежнему был подтянут и строен, без брюшка, не сутулился, и глаза его смотрели весело, с тем живым огоньком, который присущ людям жизнерадостным и обаятельным.
— Знакомьтесь, товарищ Мочалов, — сказал он и представил своего спутника, мужчину среднего роста с серьезным, умным лицом и коротко, «по-кавказски», подстриженными усами и бородкой: — Ответсекретарь нашего райисполкома усто Шакир Шодмонов.
— Если не ошибаюсь, товарищ работал в исполкоме с нашим комиссаром Султаном Сафоевым? — сказал Максим Макарович, пожимая руку усто Шакира.
— Правильно! — подтвердил Мардонов.
Усто Шакир переложил тяжелую папку с бумагами и газетами из левой руки в правую и, тронув бородку, не меняя выражения лица, проговорил:
— Мы с вами встречались в госпитале, у постели Сафоева.
— Да, да, теперь вспомнил, — поспешно вымолвил Максим Макарович и вздохнул: — Шесть лет прошло…
Вздохнул и Мардонов.
— И семья пошла прахом, — сказал он.
— Как так? — машинально спросил Максим Макарович.
— Сын пропал, жена умерла…
— Умерла?! Когда? Кто сказал?! — воскликнул Максим Макарович, настолько пораженный этим известием, что все остальное разом вылетело из головы.
— Мы сами узнали час или два назад, — ответил ему вместо Мардонова усто Шакир. — Сказал ее муж, Шо-Карим.
— Где он?
— В ресторане видели…
— Нет, не укладывается в голове, — развел руками Максим Макарович после недолгого молчания. — Относительно Давлята, так он жив-здоров…
— Жив? — в один голос вскрикнули собеседники, заставив обернуться многих прохожих.
— Вы это точно знаете? — спросил усто Шакир, нахмурившись.
— Ну конечно! — ответил Максим Макарович.
Он предложил пройти в горсад и здесь в одной из парковых чайхан, сидя на широкой деревянной тахте, застеленной красным ковром, рассказал Мардонову и усто Шакиру о судьбе Давлята, а они в свою очередь о встрече с Шо-Каримом в ресторане, куда зашли перекусить после трудного, проведенного в хождениях по столичным учреждениям дня.
…За ресторанным столиком в дальнем углу, рядом с пышнотелой, румяной, с густо насурьмленными бровями женщиной в ярком, ало-зеленом атласном платье и шитой золотом тюбетейке, сидел мужчина с хмельными глазами, в расстегнутой на груди белой рубахе.
— Где-то я видел его, — сказал Мардонов усто Шакиру, когда они сели за соседний, единственно свободный столик напротив этой парочки.
Усто Шакир взглянул и сразу узнал.
— Это Шо-Карим, двоюродный брат Султана Сафоева, — сказал он.
— Тот самый?
— Он…
— А женщина кто?
— Первый раз вижу. Наверно, из тех… продающих удовольствия…