Выбрать главу

— Восьмушка?! — сорвалось с языка у Давлята. — Откуда?

— Из дома, товарищ лейтенант! — ответил Самеев. Давлят сгреб его в охапку, горячо расцеловал. Вокруг сгрудились бойцы и тоже стали тискать Махмуда.

— Ну, Осьмушка, Осьмушка, а я-то, чудак, думал — амба тебе, — ласково обнимал его и не выпускал, словно боясь, что снова исчезнет, Клим Пархоменко.

— Значит, не все еще дела довели до конца на этом свете, — шутливо ответил Самеев. — Пока не закончим, всевышний под свою крышу не пустит. — Сняв пилотку, он отогнул мочку уха и показал багровый шрам величиной с пятак. — Вот куда попал осколок, чуть-чуть мозга не достал. Тогда б уж наверняка угодил в рай.

— Как чувствуешь себя сейчас?

— Хорошо, товарищ лейтенант. Прошел медкомиссию, побывал в отпуску. Сам доволен и ваша келин[25]… — засмеялся Самеев.

— Вон в чем дело, — прыснул Давлят, а Клим хохотнул и прибавил:

— Кругом повезло!… Ну, брат Осьмушка, с тебя причитается.

— За мной дело не станет, пусть позволит начальство.

— При чем тут начальство? — спросил Давлят.

— А как же, товарищ лейтенант! Без вина ведь не обойтись. Но мало выпьешь — веселье не то, много — устав не велит. Разве что с особого разрешения….

— Я не вправе разрешить, — сказал Давлят, улыбаясь.

— Что же нам делать? — хмыкнул Клим.

— По-моему, набраться терпения. Перенесите это мероприятие на день демобилизации.

— Мудрый совет! — воскликнул Самеев. — Давай, каланча из Донбасса, — обратился он к Климу, которому был по грудь, — и вправду отложим: какой интерес сегодня веселиться, а завтра сидеть на губе?

— Вот чудак! — фыркнул Клим. — Тебя, Осьмушка, ведь даже смерть не берет, а ты гауптвахты боишься… Ладно, бис с тобой, не пойдем на нее. До конца службы осталось не много, на пальцах сосчитать эти месяцы. Вот тогда не отвертишься!

— Решено! — хлопнул Самеев Клима по спине.

Невдалеке от бора, на опушке которого проходили занятия, было поле; оттуда пришел старик с белой, как снег, головой, чуть загорелым морщинистым лицом и когда-то голубыми, а теперь бесцветными, водянистыми глазами под красными, влажными веками. Голову старика покрывала желтая соломенная шляпа с большими полями. На ногах лапти из лыка, ворот и рукава серой холщовой куртки обшиты поблекшей тесьмой, штаны из рогожи выпачканы землей.

— Здравия желаю, пан офицер… Выбатшайте, кали ласка, дозвольте, попрошу вас, — сиял старик шапку.

— Пожалуйста, отец, к вашим услугам, — сказал Давлят, приподнявшись, и показал на место рядом с собой: — Присаживайтесь.

Но старик опустился на траву чуть в сторонке.

— Что желаете, отец?

— Щепоть тютюна…

— Прошу, — вытащил Давлят из кармана папиросы.

— Ой, пан офицер, такие сигары не про меня, — сказал старик, виновато улыбаясь. — Мне бы, с вашего дозволения, это… самосад, — с удовольствием выговорил он по-русски.

Ему тут же протянули несколько кисетов. Шустрее всех оказался Клим, он вручил старику курительную бумагу и насыпал на нее табак.

— Дыми, отец, солдатской махорочкой!

Старик ловко скрутил цигарку, прикурил от поднесенной Климом спички, с наслаждением затянулся и, выпустив дым, сказал:

— От добрая, пан офицер…

— Чем занимаетесь, отец? — кивнул Давлят в сторону поля.

— Пропалываем кукурузу.

— Как тут у вас жизнь?

— Пока неплохо, пан офицер, неплохо… Дал бы бог хороший конец.

— Что, все еще сомневаетесь?

— Мы-то не сомневаемся, да стращают с той стороны, — показал старик на запад, в сторону, где всего лишь в пятидесяти — шестидесяти километрах пролегла наша новая граница.

— Германцев, что ли, имеете в виду?

Старик ответил не сразу. Он сделал несколько глубоких затяжек, щурясь, поглядел на солнце и перевел взгляд на траву, среди которой сновали муравьи, опять затянулся и только потом тихим, мягким голосом проговорил:

— Имею в виду всех буржуев, пан офицер…

Бойцы взирали на него с любопытством. Хотя и не привыкли еще к звучанию белорусской речи, но почти все понимали, как понимал по-русски старик.

— Буржуев? — переспросил Клим и, сжав кулачище, сказал, чтоб старик понял более точно, по-украински: — А мы нэ из лекливого десятку, дид, на удар витповидаем втриче сильнэйшим.

— Ага, з Украины? — оживился старик. — А пан офицер кто? Русский?

— Нет, — ответил Клим, — наш товарищ лейтенант из Таджикистана. А вот этот красноармеец, Махмуд Самеев, из Узбекистана.

вернуться

25

Келин — невестка; еще так называют своих жен, подчеркивая уважение к собеседнику.