— Я не знает, — тихо промолвил Иоганн. — Но я помнит, что отьец говорит, что победить русских не есть возможно.
Давляту эти слова пришлись по душе. Он посмотрел на Иоганна с симпатией и с неожиданной для того жалостливой теплотой в голосе сказал:
— Каша у тебя в мозгах, брат, — а потом, словно устыдившись этой теплоты, неожиданной и для себя, с вызовом повторил: — Каша! — и сердито прибавил: — Отец твой рассуждает по-умному, а ты болван!
— Господин лейтенант снова есть насмешничать?
— Да не насмехаюсь я над тобой, правду, как она есть, говорю. Слепой ты, понимаешь, слепой! Блинд! Но есть надежда, что эта война раскроет глаза таким, как ты…
Давлят хотел сказать еще про немецких коммунистов, однако вдруг один за другим прогрохотали три винтовочных выстрела, и он вскочил, весь напрягшись; вскочили разом бойцы, защелкали затворами.
— Тихо! — негромко сказал Давлят.
Стало слышно, как звенят над ближним болотом комары… квакнула лягушка… зашуршала над головой листва. На луну наплыла тучка… «Пить», — простонал раненый.
— Кто же стрелял? — вслух подумал Давлят.
Этот вопрос вертелся на языке у всех.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Вдруг, как гром среди ясного неба, прозвучавшие в ночи выстрелы заставили Давлята вспомнить о необходимости выставлять посты боевого охранения. Мысленно обругав себя за допущенную халатность, которая могла бы обернуться трагедией, он тут же назначил наряды и, с минуту подумав, послал трех бойцов в ту сторону, откуда донеслись выстрелы.
— Разведайте все, что можно, — сказал им. — Даю два часа. Будьте осторожны.
Остальным велел спать.
Но бойцы успокоились не сразу, еще долго прислушивались к каждому шороху и каждому шелесту.
Давлят лег на прежнем месте, и тут усталость взяла свое, он мгновенно заснул.
Ему приснились жена и сын, они шли по склону высокой горы, усеянной кроваво-красными тюльпанами, шли не спеша, держась за руки, а он бежал за ними, задыхаясь и обливаясь потом, но не мог догнать. Ни Наталья, ни Султан не оборачивались на его зов. Он рассердился на них, хотел было повернуть назад, однако мысль: «А если что случится с ними на этой горе, кто им поможет?» — обожгла, как крапивой, и он припустил с новой силой.
Он увидел, как Наталья и Султан вдруг исчезли в зарослях тюльпанов, словно провалились в яму, и увидел, как над тем местом появился орел-стервятник, сделал два-три круга и, сложив крылья, ринулся вниз. В уши ударил душераздирающий вопль Натальи. Стервятник взлетел, держа в когтях что-то черное, что Наталья не выпускала из рук, и тогда хищник, бросив жертву, вцепился в нее.
«Помогите!.. Помогите!..» — кричала Наталья взвизгивающим голосом, и Давлят бежал изо всех сил, а ноги заплетались, наливались свинцовой тяжестью, он скользил, падал, вставал и снова бежал. «Ната, Наталья, не бойся, держись!» — закричал он и от этого крика проснулся. Сердце рвалось из груди.
— Плохой сон увидели? — спросил, склонившись над ним, Самеев.
— Не спрашивай… — сказал Давлят, садясь, и попросил пить.
Фляжку протянул Клим.
— От усталости снятся дурные сны, — утешающим тоном сказал он.
Давлят сделал несколько глотков — вода пахла тиной.
— Который час? — спросил он.
— Три, товарищ лейтенант, — ответил связист Петя Семенов.
Давлят, словно оправдываясь, сказал:
— Час всего спал…
— И то неспокойно, — заметил Самеев.
Давлят пробормотал, что теперь не до спокойных снов, и, встав, с хрустом в костях потянулся.
Потом он пошел проверять посты, взял с собой Петю Семенова. Глядя им вслед, Самеев вздохнул:
— Жену и сына, наверное, вспомнил… За судьбу их боится.
Самеев помолчал.
— Неужели бомбят и пассажирские поезда?
— А ты у этого спроси, — сердито кивнул Клим на Иоганна Мюллера, который спал, свернувшись в клубок, как на маминой постели.
Клим усмехнулся.
— А ты, Осьмушка, сосни, другим способом тебе сил не набрать, — подшутил он по обыкновению над маленьким Самеевым.
— Мне нужно меньше, чем тебе, донбасской каланче. Мал, да удал, говорят, большой, да дурной. Сколько можно твердить? — осклабился Самеев, однако с удовольствием завернулся в шинель и сам не заметил, как задремал.
Клим смотрел на звезды. Дрема подбиралась и к нему. Чтобы не заснуть, он встал и стал ходить вперед-назад.
Из-за деревьев послышался недовольный голос командира. Клим подумал, что лейтенант кому-то выговаривает, и не ошибся — Давлят вышел на лужайку с Максаевым, одним из часовых.