— Разрешите обратиться?
Он вздрогнул, круто повернулся. Перед ним стояли Махмуд Самеев и Клим Пархоменко. Один высокий, другой маленький, один зарос рыжеватой бородой, другой — черной, и оба с запавшими глазами, оба в изодранных, со следами тины и глины гимнастерках, в разбитых сапогах. Но оба улыбались.
— Угощайтесь, товарищ лейтенант, плодами нашего гарнизонного сада, — весело произнес Самеев, брякнув котелками, в одном из которых были мелкие зеленые яблоки, в другом — только начинавшая краснеть алыча.
— Где набрали? — спросил Давлят, беря яблочко.
— Так сады вокруг нас! — повел рукой Клим. — Шли с Осьмушкой в дозор и нашли.
— Зеленые еще, — поморщился Давлят, надкусив яблоко, и прибавил, что есть не надо — как бы не заболели животы. — Пусть поспеют.
Клим сунул руку в карман.
— Пока поспеют, нас тут может не быть, — сказал он и, вытащив, протянул листовку, отпечатанную крупными красными типографскими буквами.
Это было Обращение Центрального Комитета Коммунистической партии Белоруссии к населению и военнослужащим, оставшимся в оккупированных немцами городах и селах республики. Давлят читал его с дрожащим сердцем и звоном в ушах. Листовка заканчивалась словами из выступления по радио И. В. Сталина:
«В занятых врагом районах создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде… Создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия».
Это было сказано третьего июля, месяц назад.
— Где взяли? — севшим от волнения голосом спросил Давлят.
— Средь деревьев нашли, — ответил Клим и достал из кармана еще несколько таких же листовок.
— Ну, друзья… — только и сумел сказать Давлят и, лишь перечитав Обращение раза три подряд, спросил, не видели ли Миколу Гуреевича, колхозного парторга.
— Мы называем его начальником тыла, — шутливо сказал Самеев.
Давлят засмеялся.
— Точно назвали… Позовите его!
Клим и Самеев ушли. Минут через десять появился Гуреевич.
— Как настроение, товарищ начальник тыла? — спросил, улыбаясь, Давлят.
Гуреевич удивленно вскинул глаза, стянул с головы мятую, грязную кепку и снова надел.
— Вы меня спрашиваете?
— Кого же еще, товарищ начальник тыла? — с удовольствием повторил Давлят.
Гуреевич пожал плечами:
— С кой поры я так называюсь?
— Бойцы вас прозвали, бойцы! Я и сам узнал только что. Но одобрил всем сердцем.
— А-а-а… Спасибо, товарищ лейтенант! — И Гуреевич тоже рассмеялся. — К интендантскому роду войск, значит, отнесли?
— В регулярных войсках было бы так, а в этих — не знаю, — сказал Давлят и протянул Гуреевичу листовки. — Таджики говорят: «Мечтать не порок». Прочтите, хотелось бы знать ваше мнение.
— Наконец-то! — воскликнул Гуреевич, быстро пробежав глазами листовку. — Борьба начинается всерьез, организованная, как в былые времена, когда работал в подполье.
Теперь, сказал он, задача поставлена ясная, и надо искать связь с подпольным комитетом. Раз действует ЦК, значит, есть партийные организации, райкомы, а то и подпольный обком партии.
— Прошу, — прибавил он, — разрешить заняться поисками.
Давлят с ответом помедлил. Нет, не усомнился в правоте Миколы Гуреевича — просто не представлял, как он сумеет разыскать подпольный комитет, наверняка глубоко законспирированный.
Гуреевич терпеливо ждал.
— Ну что ж, — наконец сказал Давлят, — как говорится, бог в помощь. — И крепко пожал его сильную, тяжелую руку. — Постарайтесь скорее вернуться: положение наше, сами знаете, незавидное.
— Вы не беспокойтесь, товарищ лейтенант, все обойдется. На сегодня продукты есть, а ночью принесут с нижних сел, там селяне собрали. Через ольсы пойдут, в обход германских застав… — Гуреевич переступил с ноги на ногу и добавил: — Враг, — говорят селяне, — так и так отнимет продукты, лучше поможем тем, кто бедствует в лесу.
Брови Давлята сошлись на переносице, из груди вырвался тяжкий вздох. Он глухо повторил:
— Бедствует в лесу… — и, тряхнув головой, сказал: — Мы должны показать людям наш боевой дух!
— Еще покажем, товарищ лейтенант. Наши ряды будут расти изо дня в день.
— Эх, нам бы боеприпасов в достатке, мы и теперь не давали бы фашистам житья!
— Будут, товарищ лейтенант, все будет — и боеприпасы, и оружие, и люди, — потому что призывает сам ЦК, — сказал Гуреевич и взмахнул рукой, как бы обрубая разговор на эту тему.