Глава 7. Василина
Слышу, как машина матери отъехала. Встала, в кухню спустилась. Нина, домработница, оладьи печет, тарелку мне подсовывает. Рядом на выбор ставит варенье, сметану и сгущенку в хрустальных розетках.
— Что хмурая такая? — смотрит на меня. Я уже и забыла, сколько она у нас работает. Дочь у нее тоже здесь в горничных, замуж за охранника собралась. Отец шутит, что одной большой семьей живем, в доме все свои. Так и есть, штат прислуги практически не меняется уже много лет. Мать у меня хоть и стервозная, но персонал ценит, премии хорошие дает, да и относится без особых претензий. Отец так вообще с прислугой как с родными. Я в него пошла. Нину как члена семьи воспринимаю, а с дочерью ее с детства в куклы играли.
— Нормально все, — огрызаюсь и сама виноватой себя чувствую. Нина вздыхает и снова к сковородке своей поворачивается. — Ключи мои где?
— Какие ключи? — Нина вид делает, что не поняла. — Не знаю я ни про какие такие ключи.
— От мотоцикла ключи где? — засовываю горячую оладушку, щедро смазанную сметаной, в рот. — Вкусно!
— Василина Дмитриевна, — начинает Нина, и я закатываю глаза, ожидая выговора. — Ты прекрасно знаешь, что Дмитрий Сергеевич запретил тебе ключи давать.
— Ну, ты знаешь, где они? — улыбаюсь, подлизываясь.
— Даже если бы знала, не дала, — отмахивается Нина и снова поворачивается к плите. — Убийственный твой мотоцикл, на металлолом его надо сдать, чтобы соблазна не было. А Дмитрий Сергеевич еще отремонтировал его, зачем только? — ворчит Нина, пока я жую оладьи.
После того как в том году я попала в аварию, проехавшись своей левой рукой по асфальту, ключи у меня отобрали, и мой байк стоит в гараже, под черным чехлом. Руку я тогда в двух местах переломала, кожу до мяса содрала, хорошо, правда, залатали. Татуировку пришлось сделать, чтобы шрамы скрыть.
С тех пор отец запрещал мне на мотоцикл садиться, когда его привезли после ремонта. И все в доме, как сговорились, не давали мне ключи. Сама я обыскала весь отцовский кабинет, но так и не нашла. На все мои слезы и уговоры ответом мне был строгий взгляд отца. Нет, и все тут. Не умеешь водить, не садись. А я умею, еще как умею! Это водитель «бэхи» виноват, что меня подрезал!
— Отец сегодня не говорил, когда вернется? — прерываю монолог Нины.
— Сказал к ужину не ждать. Значит, опять к полуночи будет. Ох, не бережет себя Дмитрий Сергеевич, не бережет, — начала домработница уже на другую тему.
— Зато жена его себя сильно любит, — тихо проворчала я, но Нина услышала. Повернулась ко мне, открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала, снова повернулась к своим оладьям.
— Ты что на ужин будешь? — спросила она, не оборачиваясь.
— Нет матери, и не будет, — предупредив ее вопрос, ответила я. — Пойду, прогуляюсь.
— Иди, праздник все-таки, первое сентября, — кивнула Нина, и я выскользнула из-за стола, направляясь в комнату. Надо позвонить Вике, а то обидится еще. Хотя подруга не умела долго обижаться в силу своего жизнерадостного характера.
— Линка, ну, ты даешь, — первые слова Вика произнесла обиженно, я даже представила, как она дует губы и крутит свой длинный многострадальный белокурый локон. — Уехала, ничего не сказала. Я тут одна сижу с парнями, они плов заказали, чачу пьют, приезжай.
— Давно пьют? — спросила я, развалившись у себя в комнате на кровати и разглядывая высокую тую в окно. Не то чтобы туя была сильно интересная, но больше смотреть было не на что.
— Да час уже сидим, приезжай, — заныла Вика. — Забери меня.
— А твоя машина где?
— У универа осталась, я с Серегой приехала.
— Ты выпила, что ли?
— Я немного, — пыталась оправдаться подруга, и я села на кровати. Вике категорически нельзя пить, дурная становится. Без тормозов. Она знает об этом, поэтому старается не пить в компаниях.
— Немного — это сколько?
— Один коктейль, — сказала Вика, и послышался смех. — Ну, может, два.
— Кто там с вами?
— Сергей, Артур, Влад. Ждем Мальвину с Пашкой.
— Вы в чайхане? У Григорчика?
— Да, тут.
— Сейчас приеду за тобой, но заходить не буду. Выйдешь ко мне?
— Выйду, — пообещала подруга, и я вскочила с кровати. Натянула узкие льняные брючки голубого цвета, легкую белую рубашку, завязав ее на тонкой талии узлом, и белые кеды. Надо Вику забирать, иначе опять сорвется. Подруга два месяца провела в лечебнице, куда ее засунул отец. Об этом никто не знал. Вике совсем нельзя пить, не может остановиться.