Я родилась в небольшом промышленном городке Верхняя Пышма. Типичный для среднего Урала город-завод. Там плавилась медь, дымили трубы, стояли типичные «хрущевки» и «брежневки».
Росла обычным «дворовым ребенком», как и 99 процентов советских детей. Жила в пятиэтажке с темным подъездом, или, по-простому, «падиком». Все соседи – друзья и товарищи, кроме одного сварливого деда Василия. Он был, как совесть нации, и постоянно делал хлесткие замечания всем и по любому поводу. Как у Андрона Кончаловского в его гениальной «Сибириаде» был образ «Вечного Деда», так и в советских дворах обязательно был свой «Сварливый Дед». Сотни, тысячи, сотни тысяч сварливых дедов образовали свою сварливую сеть по всему Советскому Союзу.
Вечером идешь гулять – куда так поздно?
Утром идешь в школу – куда так рано?
Идешь в платье – чего вырядилась?
Идешь в штанах и футболке – ишь как пацааан, как разбойник!
Но вообще, дед Василий нас, конечно, любил. Шпынял, но любил. И даже подкармливал ирисками. И, знаете, я уже тогда поняла, что за противным характером может скрываться хороший человек, способный на добрые поступки.
Как-то раз, когда Василий обрушился на меня с критикой моего слишком громкого голоса, я не выдержала, подошла к нему, села рядом на лавку и строго спросила:
– Дед, ну вот чего ты постоянно меня, Федьку, других ребят ругаешь? Мы хорошие.
– Все мы хорошие, когда дети. Только вырастаем не пойми кем. Делаем не пойми что. И живем не пойми зачем, – как-то очень серьезно ответил он. – Понимаешь, Люля, ты еще маленькая и не думаешь, какие последствия могут быть у твоих поступков.
– Ну, как же. Все прекрасно знаю. Тетрадку у Петьки стащишь – подзатыльник получишь. Конфеты тайком от мамы съешь – гулять не отпустят. За поступки надо отвечать, мне так Ба говорит.
– Правильно бабушка твоя говорит. Но ты смотри дальше. Жизнь-то дюже длинная. Вот – Федя. Я вижу, ты ему нравишься. Зачем ты ему на днях сказал «нет» и цветы в лицо запустила?
– Так он мне запрещает тоже цветы дарить. Ему дарить. Негодяй.
– Вот ты раз ему «нет» скажешь. Потом два. И три. Знаешь, что в итоге получится?
– Что же?
– А ничего. Забудет он про тебя. Мужчина, Юленька, терпит только до третьего «нет». А потом как обрубает. Уходит и забывает. Поэтому, чтобы не сказать случайно «нет» в третий раз, лучше вообще избегать этого слова. Не говорить мужчине «нет».
– А как тогда? Если мне что-то не нравится? Вот скажи мне Федя, что два плюс два – пять. Мне ему что отвечать? «Да»?
– У вас, у девчонок, мозг подвижный, – с этими словами он своей тяжелой рукой удивительно изящно потрепал мои волосы. – Вы всегда что-то смекалистое придумываете. Причины, версии, проблемы – тут у вас фантазия – мама, не горюй. Вот и здесь. Вместо «нет» всегда можно найти какую-то фразу другую.
– Не понимаю, дедушка…
– Юля, девочка должна быть загадочной. Тайной будь!
– Эх, деда-деда, ничего ты не понимаешь. Все, пока! – И я убежала во двор.
Это был единственный раз, когда мы с ним так откровенно поговорили. Все следующие наши встречи я, как реактивный самолет, проносилась мимо его снарядов-реплик. А через три года после этого диалога деда Василия не стало. Но, вы знаете, его слова очень прочно засели внутри меня. Сейчас-то я понимаю, о чем он говорил. Мудрым он был. Все правильно.
С годами скамеечка во дворе притягивала все меньше бабушек и все больше детворы. Пришло новое поколение. Умные люди говорят, что жизнь человека – это постоянное удаление от матери. Вначале ребенок находится внутри мамы, потом рядом на руках, чуть позже он перемещается в детский сад и школу, оставаясь под опекой родителей только утром, вечером и в выходные. Потом – институт. Свадьба, когда девушка окончательно уходит из-под опеки родителей к мужу и сама становится матерью…
Годам к десяти мы уже значительно отдалились от родителей. Школа, кружки, секции, двор. Дом – это только поспать. Главным в этой цепочке был двор. Я росла активным ребенком, так получилось, может, гены. Никогда не было такого, чтобы мне говорили: «Юля, хватит сидеть дома, иди с ребятами погуляй». Нет. Как мне рассказывала бабушка, даже мой первый шаг был сделан в сторону другого младенца, чьи родители в тот день пришли к нам в гости. То есть уже, так сказать, с пеленок, тянулась к социуму.
Еще одной причиной моей коммуникабельности было отсутствие альтернативы. А что еще делать советскому ребенку, кроме как тусоваться с друзьями на улице? Инсты, смартфонов, киношек, кафешек – не было. Вот и получалось, как в том стишке: «Дело было вечером, делать было нечего». Чтобы не испытывать в четырех стенах классическую русскую тоску, ребятня покоряла дворы, улицы и другие пространства.