Освальд посадил вертолет метрах в двадцати от дома полярной станции. Кренкель писал: «Дом, в котором нам предстояло жить, стоял на каменистом косогоре, среди огромных каменных глыб». Почему там был поставлен дом, судить не берусь, но по пути к нему я чуть не вывихнул обе ноги, а прыгая с одной глыбы на другую, чудом не сломал себе шею. Как здесь по десять раз на дню ходили Кренкель с товарищами – ума не приложу.
Дом, полсотни лет назад оставленный людьми, внутри был весь в снегу – надуло сквозь щели, да и редкие посетители, вроде нас, не всегда плотно прикрывали за собой дверь. Эти же посетители растащили на сувениры все, что можно было растащить, но кое-какая утварь осталась, вроде старого проржавевшего утюга и ржавой железяки с очертаниями примуса. Кроме того, я выкопал из снега самодельную шахматную ладью, а Освальд – кусок медвежьей челюсти с клыками. С потолка свисали на бечевках оставленные случайными путниками записки; не удержавшись, я тоже прицепил к бечевке визитную карточку – все-таки культурнее, чем вырезать на стене инициалы.
Кренкель писал, что зимовка на Оловянном проходила дружно, без сколько-нибудь серьезных осложнений; они начались тогда, когда он вместе с Мехреньгиным перебрались на остров Домашний (соображение – две станции на Северной Земле лучше, чем одна), в тот дом, в котором несколько лет назад жили Ушаков и Урванцев с товарищами. Там у Кренкеля и Мехреньгина началась тяжелая цинга, но, к счастью, их успели выручить.
Возвращаюсь к Оловянному. Освальд, не упускающий ни единого случая подшутить над товарищами, сам оказался жертвой высококачественного розыгрыша. Радист нашел вбитую в бревно гильзу, вытащил ее и обнаружил внутри записку, которая при попытке ее извлечь рассыпалась в пыль. Гильза с новой, только что сочиненной запиской была вбита на место, после чего радист ее «нашел» и во всеуслышание об этом возвестил. По морским и полярным законам первым имеет право ознакомиться с подобной находкой начальник, что Освальд торжественно и проделал: вытащил гильзу, извлек записку и под громовой хохот прочитал: «Привет, Освальд!»
С мыса Оловянного мы вылетели на купол Вавилова, куда следовало доставить груз овощей. С волнением я узнавал «окрестные предметы» – неверную трассу по проливу Красной Армии, летнюю базу, «тракт Харламова», где пережил не бог весть какие, но все-таки приключения. А построенный Сидоровым дом, в котором нужно было подниматься по лестнице, за шесть лет почти что погрузился в ледник. Кают-компания, в которой мы настилали полы, была превосходно отделана, а лишь при нас запроектированная Сидоровым сауна работала на полную мощность. На станции оказалось много знакомых, и среди них Виктор Иванович Герасимов, главный механик, с которым летел на Северную Землю. Виктор Иванович сам по себе достаточно колоритная фигура, но больше всего мне запомнилось одно его словечко. Когда наш АН-26 приземлился в Архангельске на заправку, на борт проверять электронику пришел поразительно белобрысый паренек-механик. Взглянув на его вихры, Виктор Иванович пробормотал: «Здесь татарин не ходил». Я так и не дознался, придумал ли он это сам или от кого-то слышал; скорее всего, присловье это могло родиться веков пять-шесть назад, как реакция на злобу дня.
На куполе я совершил большую ошибку: уступил уговорам Лукина и удостоил своим посещением сауну. Мне очень не хотелось этого делать из-за легкой простуды, однако Валерий математически доказал, что именно сауна от этой простуды и воспоминания не оставит. «Точно, как дважды два – четыре», – заключил Валерий. Наступив на горло сомнениям, я сдался, хорошенько пропарился, с наслаждением выпил в холодном предбаннике холодного пива – и приобрел такой бронхотрахеит, что отныне не храп Валерия, а мой душераздирающий кашель по ночам заставлял ребят испуганно вздрагивать. Арктика – не лучшее место на земном шаре для лечения простуды, не помогли ни полтонны лекарств, ни ежедневные банки в медпункте, от которых я стал пятнистым, как зебра. Думаю, что, если бы я заблудился в пургу, найти меня было бы легче легкого – по надрывному кашлю. Зато – ищи хорошее в плохом – хочешь быть здоров, решительно и бесповоротно отказывайся от сауны.