Пока я совершал погребение, все время были слышны радостные крики купальщицы. Мужчина ловил ее среди волн, и женщина счастливо смеялась, когда на ее обнаженное тело обрушивалась стена воды. Жерард Роллэн исчез под слоем песка, и его исчезновение с поверхности земли сопровождалось гимном торжествующей любви.
Урсула все это время просидела в машине. Закончив работу, я вернулся к ней. Она бросила на меня благодарный взгляд и сказала: «Надо… надо, чтобы я кое-что сделала». Она вышла из машины и пошла к воде. Я видел, как она расстегнула платье и сняла его через голову. При свете луны в брызгах пены она стояла и плескалась в воде. Набирала воду в ладони и терла грудь, как будто отмывалась от чего-то грязного. С таким усердием и так долго, что мне вспомнилось, как ока терла пол в комнате Роллэна. Потом она накинула платье на плечи и вернулась ко мне. Урсула быстро вытерлась одеждой и потом натянула ее на себя.
Можно было уезжать. Я завел машину, но оказалось, что мы не можем сдвинуться с места: колеса завязли в песке. Я пытался переключать скорости, толкал машину сзади — все тщетно. Я уже выдохся, от напряжения пот заливал глаза, я вытащил платок, чтобы стереть его и увидал, что оба купальщика направляются к нам. Они уже были одеты и скоро подошли. Мужчина, гигант с широченными плечами и добродушным лицом, сказал мне:
— Трудности, малыш? Подожди, я тебе помогу. Со мной это часто случалось. Я получил опыт в Сахаре. — Он опустился на колени возле задних колес и прибавил:
— Запомни. Во-первых, подложи что-нибудь твердое под колеса, например, ветки; во-вторых, толкай.
Мужчина оказался как раз над телом Роллэна. Это меня привело в неописуемый ужас, ибо он стал сгребать песок с могилы, чтобы освободить путь колесам.
— Вот так надо делать, малыш! А теперь принеси-ка мне веток.
Я пулей домчался до сосен на опушке леса и так же быстро вернулся с сухой охапкой. Мужчина все это время отгребал песок, еще немного, и он бы наткнулся на покрывало. К счастью, его вполне устроили ветки.
— Молодчина, ты не так глуп, как может показаться! Теперь садись за руль; увидишь, она покатится, как по маслу.
Я включил первую скорость, нажал на акселератор. Действительно, машина рванула вперед и выскочила на дорогу. Я помахал ему на прощанье и поехал к центральному шоссе.
— Что будем делать теперь? — спросила Урсула довольно мрачно.
— Утопим машину. Не можем же мы на ней вернуться в город, если Роллэн уехал на ней в путешествие.
В трех километрах от города я свернул направо. Проехав метров сто, затормозил. Мы стояли на вершине склона, а под нами был океан. Я поставил машину на ручной тормоз и толкнул ее под уклон. Видно было, как она набирает скорость, потом малолитражка достигла края обрыва и исчезла в воде… Мы вернулись домой пешком. Я был настолько изнурен, что думал заснуть мертвым сном, лишь только доберусь до кровати. Однако я ни на секунду не сомкнул глаз. Передо мной стояло лицо Роллэна и его рот, который я засыпал песком, чтобы помешать ему заговорить.
В глубоком молчании все ели сыр. Широкие ступни Концепции топали по плиточному полу. Прошел, безвозвратно исчез еще один день… Роберт пожирал рокфор, запихивая его пальцами в рот. Все лицо мальчика было залеплено белой массой вплоть до бровей, но никто ему не делал замечания.
Мадам Берже внезапно вскочила и выбежала в вестибюль к огромной китайской вазе. Слышно было, как она радостно, вскрикнула и засмеялась скрипучим смехом. Все вздрогнули — было похоже, что провели железом по стеклу. Франсуаза Берже говорила громко, почти кричала:
— Думаю, могу гордиться своим произведением. Посмотрите на гладиолусы! Какая прелесть! Они достигают почти полутора метров. А георгины! А мои золотые шары и тысячелистник! Ах, как я счастлива! Моя ваза — истинное великолепие, без сомнения — это моя гордость!
Еще долго слышались ее восклицания. Никто не отвечал. Жак Берже, перекрывая ее голос, сказал: