В нашем доме не я единственный сомневался в случайности смерти Жюльетты; сомневалась и моя мать. Как-то утром я шел сзади нее по саду. Она остановилась возле клумбы гераней и начала работать огромным секатором. Вероятно, цветы предназначались Жюльетте, ибо украшение могилы своей дочери внезапно сделалось главным делом в жизни моей матери. Теперь она без конца задавала вопросы такого рода: как я отношусь к бегониям и горшкам с азалиями.
Итак, этим утром моя мать срезала герани и каждому цветку, который осторожно зажимала в руке, она говорила: «Нет, нет, конечно, это не несчастный случай!» Временами она поглядывала сквозь ветви рододендронов на прогулочную дорожку, на стариков на своем посту, и тогда ее лицо искажалось гневом. Без сомнения, для нее все было ясно: виновны старики, замыслившие чудовищное преступление против нее, ее семьи, сада.
И первой жертвой этого преступного замысла стала Жюльетта.
— Мне кажется, смерть вашей сестры не очень-то отразилась на ваших родителях, — заметил Фонтанель.
— Действительно, это странно, господин комиссар, и когда я думаю об этом, сам удивляюсь, как быстро забыли Жюльетту. Мать вскоре опять с головой ушла в сельскохозяйственные страсти или исчезала из дома, и никто не знал, где она пропадает. А отец по-прежнему просиживал в своей комнате, изучая фараонов. Только он стал еще более замкнутым, чем обычно. Совсем редко он спускался к столу, а когда приходил, чувствовалось, что делает это из-за Урсулы. Антуан и Раймонд чуть-чуть погрустили по поводу смерти Жюльетты и вновь начали радоваться жизни, играть и веселиться, как раньше. Отец больше не подходил к лодке, и тогда ею завладели близнецы. Каждый день они отправлялись в длительные прогулки по морю. Урсула давала им деньги, чтобы они покупали себе все необходимое, Концепция готовила еду в дорогу. С самого утра они исчезали и возвращались лишь вечером, что всегда можно было угадать по взрывам смеха в коридоре. Роберт же, казалось, вообще ничего не понял и ходил теперь за Урсулой, как собака.
Может быть, только я принял близко к сердцу смерть сестры. Когда она еще была жива, я был не очень-то внимателен к ней. Вы уже знаете, как меня раздражала ее страсть к раковинам. Но теперь я бесконечно терзался, что за всю ее короткую жизнь уделял ей так мало внимания.
Но потом, вы знаете, как оно бывает, красота Урсулы, ее глаза, улыбка постепенно затмили горе, и я стал мало-помалу забывать о смерти сестренки. Иногда все же она возникала в моей памяти с печальным и почти бескровным лицом. Но почти всегда передо мной была эта немка в романтических одеждах, и рука ее была такой нежной и прохладной, когда она касалась моей руки.
Урсула коснулась руки Жан-Клода и наградила его ослепительной улыбкой.
— Что вы собираетесь делать сегодня после полудня? — спросила она.
— Заниматься. Ведь в сентябре я буду сдавать вступительные экзамены в политехнический. А у вас нет экзаменов?
— Нет, я уже давно бросила занятия.
— А я считал, что… Разве вы не говорили моей матери, что учитесь в университете?
— Разве я это говорила? Не помню. Не знаю… Может быть, я просто хотела произвести впечатление на ваших родителей.
Вид у нее был очень смущенный, как будто она совершила непростительную ошибку. И сразу бодро сказала: «Оставим этот скучный разговор. Я считаю, что вы слишком много занимаетесь. У меня идея! Пойдемте в комнату вашей матери. Я вам поиграю, мы ведь договаривались. Ну, что же вы, идемте», — повторила она, дергая его за руку.
— А мать… — пробормотал он.
— Она ушла и сказала мне, что вернется лишь часам к шести.
— А дети?
— Роберт спит, близнецы уехали на лодке вашего отца. Естественно, он ничего не знает. А Жюльетта… — Урсула сделала паузу, опустила глаза и совсем тихо прибавила — Она умерла.
Рука Жан-Клода судорожно сжалась. Тогда она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
— Пойдем же, — уже властно потребовала она.
Они поднялись по лестнице, стараясь ступать как можно тише. Ведь надо было не разбудить Роберта и не привлечь внимания Жака Берже.
Жан-Клод очень волновался. У него было такое ощущение, будто они совершают что-то недозволенное. Они подошли к комнате мадам Берже. Дверь была заперта на ключ.
— Пустяки, — весело сказала Урсула, — вот он.
— Но… где вы его нашли?
— Да ваша мать всегда кладет его в корзинку для рукоделия.