От резкого контраста выжженного солнцем пространства за вертолётом невозможно было рассмотреть пассажиров внутри салона. Лишь иногда из глубокого, трясущегося сумрака, скупо прочерченного густо–пыльными солнечными лучами, выпирающими из иллюминаторов, выбивались тусклые «зайчики» зеркальных очков. Тонкие же полоски спортивных очков постоянно смотрели в сторону Александра, и порой ему казалось, что на него из темноты смотрит голодный питон — не мигая, жадно и с хладнокровным терпением.
Полёт продолжался около пятидесяти минут. За это время солнечные лучи облизывали вертолёт то с одной, то с другой стороны, не оставляя пассажирам ни одного шанса на надежду о прохладном воздухе высокогорья. С воем врывающийся в открытый люк воздух был горяч и пропитан керосиновой гарью. Он высушивал пот на лице и оголённых руках и облеплял кожу вязкой пыльной коркой, не принося и мгновения облегчения. Вертолёт постоянно маневрировал, меняя курс, втискивая своё дутое «шмелиное» тело в узкие горные ущелья. Близкие горы и скаты беспрестанно то удалялись от машины, то наваливались на неё, топя в каменных пиках, осыпях выцветший полуденный горизонт. Нередко близость отвесных гор была такова, что, казалось, вот–вот лопасти несущего винта ударятся о валуны и каменные срезы скал, чтобы разлететься на хрупкие осколки, как виниловые пластинки, и смятый дюраль корпуса вертолёта покатится дальше вниз, раздираемый о камни и охваченный пламенем, размалывая меж своих складок шестнадцать уже никчёмных жизней. В такие моменты хотелось зажмурить глаза и не дышать, но рядом, на соседнем стульчике, поводя в пространстве пулемётным стволом, громоздилось безразличное спокойствия Гектора. Он пару раз куда–то наклонялся и доставал яблоки. Битые пятнышками гнили, сморщенные и мятые, в жёсткой кожице, они горчили во рту прошлогодним ароматом, были неприятно–тёплыми, но отвлекали от сложностей полёта. Достав их полные пригоршни, Иванец придирчиво осматривал каждое, и, выбрав самое лучшее, натирал его о свой комбинезон, и, подмигнув, протягивал Александру. Одно оставлял себе, а остальные, по одному, не смотря куда и кому, кидал в сумрак салона. Через пару минут оттуда, с удивительной точностью, прямо в открытый люк вылетали старательно выскобленные зубами огрызки.
В какой–то момент зеркальные отблески в ревущем сумраке вертолётного салона нервно задёргались. И через мгновение до Александра долетел кислый запах содержания чьего–то желудка. Нахмурив брови, Гектор внимательно посмотрел на пассажиров и покачал головой. Узкие блики спортивных очков по прежнему неподвижно сторожили Александра терпением своего неутолённого голода.
Машина то проваливалась вниз, то теряла скорость, натужно, но упрямо подтягивая себя ввысь, чтобы преодолеть острый горный кряж, преградивший путь, и когда острый, ломанный каменный срез уходил под вертолёт, снова все внутренности с неприятным холодком в нутре, с замиранием сердца и дыхания, вывешивались невесомостью стремительного падения.
Иногда они летели над короткими долинами. Очень низко, пугая редких осликов, которые начинали брыкаться и метаться в рыжих лабиринтах дувалов. Долинки были уложены аккуратными квадратиками куцых полей, насыщенных свежей зеленью какой–то огородины или зерновых ростков. Редко, едким до боли в глазах, бликом проскальзывал канал арыка, украшенный по ровным бережкам жиденькими камышовыми зарослями. Эта свежая зелень давала отдохновение взгляду, уставшему от ломаного однообразия горной местности.
Они снова перескочили горный срез, вывалившись из бесцветного неба на большую долину, разлившуюся плоским плато на многие километры, и вертолёт снова стремительно провалился вниз, одновременно густо отстреливая тепловые ловушки. Их жирное шипение было хорошо слышимым даже на фоне гула ветра, рокота винтов и воя турбин. Несколько очень рискованных манёвров, когда с одной стороны вертолёта вдруг оказывалось отвалившееся от земли небо, а с другой эта же земля, утратившая привычное соседство неба, и машина, плавно покачиваясь, стала на подготовленную площадку, долго разгоняя винтами густую пыль. Гектор, споро убрав пулемёт, вытолкнув трап, сам выскочил в люк, в навьюченное пылью пространство, жестами торопя пассажиров покинуть салон. Александр выскочил вслед за ним, охватив руками своё имущество, пригнувшись, он бежал прочь от ревущего геликоптера, толкаемый в спину упругим пыльным воздухом. Чьи–то руки упёрлись в него и остановили это беспорядочное, неуправляемое бегство. Сбросив манатки, он оглянулся, и увидел, как «арабы», быстро передавая из рук в руки друг другу всё, что находилось в салоне, тут же оттаскивая в сторону, включая обалдевших от перелёта бойцов. Один из них, когда его поставили на землю, запрыгал дальше в сторону на одной ноге. С другой у него был снят ботинок, который он держал в руках. Метров через десять он остановился и что–то вытряхнул из этого ботинка. Содержимое, блеснув густым веером, разлетелось во все стороны. Часть его попала в близкий окоп, и оттуда, размахивая кулаками, выскочила пара разъярённых таджиков, оголённых по пояс. Они подскочили к незадачливому духу, и парой секунд позже он уже лежал на земле, скрутившись калачом от пары сильных ударов в лицо и живот.