— Фу–ты, — выдохнул он, переводя дыхание и прислушиваясь к предупредительному звону в ушах. Зуммер стал тише. — Попустило. Пошёл-ка я на хрен… то есть — к Лунатику. А ты всё–таки вызови «вертушку», Виталий.
— Понял, понял, — похлопал его по спине товарищ. — Ты только поаккуратнее с этим долбанным майором. «Никак нет», «так точно» и так далее… Что тебе объяснять — не маленький же. А я пока позову санитара. Придёшь — рожу твою посмотрит, поможет отмыться. Ты весь в кровище… Потом завтракать будем.
Небо было ясным. Несмотря на то, что со стороны границы, из Афганистана, дул тёплый ветер, в этот ранний час было ещё прохладно. Ветер успел подсушить глину, и она, будучи ещё мягкой, уже не липла к обуви. От кухни, укрытой в тени старых шелковичных деревьев, доносились запахи, дразнящие желудок. Где–то в загоне, ожидая кормления, в нетерпении повизгивали собаки. За КПП стояли четыре автомобиля вездехода, замызганные, обляпанные грязью до такой степени, что едва можно было узнать в них несколько «ниссан–патрол» и один «мицубиши–паджеро». Хорошие машины, не чета «козлику», который стоял неподалёку от кухни, в тени шелковиц, накрытый выгоревшим на солнце тентом, из–под которого выглядывали колёса, оголяя нищету стёртых до проволоки шин.
Александр вздохнул и осторожно коснулся челюсти. Каждый шаг отдавался в ней гулкой болью. Наверняка, всё–таки перелом.
Архаровцы разбирали привезённые ночью из аула тюки, доставая коробки. Это была какая–то бытовая техника. Издали Александр узнал по картинкам на коробках, что это были видеомагнитофоны, стереосистемы и что–то ещё. Бойцы носили эти коробки и загружали их в автомобили. Все были грязными и какими–то изношенными. Ночь выдалась нелёгкой.
Недалеко от КПП, на короткой проездной аллейке заставы, прямо в мягкой грязи лежало тело человека, накрытое куском тяжёлого и мокрого брезента. Это был Шевалье.
Возле трупа на корточках сидел майор Супрун, и что–то делал с руками мертвеца. Когда подошёл Александр, Лунатик неторопливо засунул негнущуюся руку погибшего под брезент, но она тут же вывалилась. Саша успел заметить, что крайние фаланги на пальцах руки были обрезаны.
— А-а, Александр Николаевич, — с улыбкой произнёс майор, поднимаясь во весь свой «наполеоновский» рост. — Доброго утра, уважаемый!
Он наклонился и быстро сунул длинный кинжал в ножны, которые были закреплены за голенищем берца.
— Ничего доброго, товарищ майор, — ответил Александр. — Зачем звал?
— Порядок такой, офицер. Отчитаться должен о выполнении задачи.
— Выполнении? — не без удивления переспросил старший лейтенант.
— Ты слишком требователен к себе. Надо быть попроще, чтобы вести за собой людей.
Спорить не было ни желания, не возможностей — слишком беспокоила челюсть и разбитые зубы. Не тратя лишних сил, он коротко рассказал майору обо всём, что произошло.
— Я за сегодня могу написать рапорт на имя командира бригады и более подробно изложить все обстоятельства ночного выхода.
Всё это время Супрун стоял, не двигаясь, уперев руки в бока и смотря невидящим взглядом куда–то в сторону. Когда рассказ был закончен, он достал сигареты и предложил Левченко. Они закурили.
— Нет необходимости в твоём рапорте, Александр Николаевич. Оставь это мне.
— Необходимо доложить о потерях. Без рапорта не обойтись.
— Порядок любишь? Это похвально. Но не беспокойся. Я сам разберусь со всем. Завтра будешь на базе бригады, и там обо всё обстоятельно поговорим. Ты не ранен? Выглядишь плохо.
— Челюсть, кажется, сломал.
— Да, мне рассказали о твоих подвигах. Хорошую работу сделал. Похвально. Я обязательно это отмечу. Будь завтра к часу дня на базе снабжения. Я пришлю вертушку. Надо бы тебя, Александр Николаевич, показать нашим бригадным медикам.
— Спасибо. Было бы нелишним.
Супрун оглянулся на джипы, когда стали хлопать дверцы. Солдаты завершили погрузку, и расселись по автомобилям. Машины стали разворачиваться и выстраиваться в колонну, готовясь к маршу.
— Проводи меня, Александр Николаевич.
Они медленно пошли к выезду из пограничной заставы.
— У меня к тебе будут две просьбы. Настоятельные, Александр Николаевич, — подчеркнул Супрун, продолжая разговор. — Я считаю, что с поставленной задачей ты справился на «отлично», что бы ты себе не думал.
Александр попытался возразить, но майор жестом остановил его.
— Это не обсуждается, товарищ старший лейтенант.
— Тебе виднее, майор.
— Это хорошо, что согласен. Что касается потерь… Привыкай. Всётаки война. Первая моя просьба: ни с кем, никак не обсуждать обстоятельства этой операции. Очень прошу тебя. Ты хороший командир. Это откровенно. Но мне бы не хотелось, чтобы что–то могло помешать твоей карьере и скорой замене.