Выбрать главу

Александр сжимал в кулаке пару вещей, которые нашёл в одежде покойника. Серебряный крестик с распятием и свёрнутые в рулончик письма. Письма были в непромокаемом полиэтиленовом пакете, поэтому на них можно было прочитать адреса. Он молчал, стараясь дышать полной грудью, чтобы хотя бы воздухом наполнить ту пустоту, которая сжималась в тяжёлый коллапс где–то возле сердца. Она сосала душу голодной тоской.

— Когда Лунатик ушёл вчера с заставы? — спросил он Сазонова. — Супрун с «арабами» ушёл к границе ещё засветло. За два часа до того, как выдвинулись мы. Вернулся с джипами сразу после рассвета.

Через несколько минут он встал и подошёл к могиле. Она была ещё не закончена. Тело лежало рядом. От него уже заметно несло приторным запахом тлена. Из–под брезента выглядывали ноги и руки. Обрезанные пальцы культями впились в сырую землю. Могилу копали в стороне от собачьих ям. Александр молча спрыгнул в могилу, забрал у солдата заступ и долго, молча работал, отбивая большие комья глины и выбрасывая их наверх. Он не обращал внимания на боль ни в теле, ни на то, как остро она отдавалась в травмированной челюсти, всякий раз, когда заступ впивался в дно могилы. Его остановил Виталий, просто перехватив на замахе заступ. Оглядевшись, Александр увидел, что глубина могилы доходит уже до плеч. Тело дрожало от напряжения, по нему лился липкий пот. Было жарко. Два солдата помогли ему выбраться.

Они подошли к телу и остановились, не зная, что делать дальше.

— Положим брезент так, чтобы на одну половину положить, а другой прикрыть, — предложил Виталий. — Без гроба будет. Не из чего…

Все молча согласились. Откинули брезент, подняли за руки и ноги тело, переложили на землю. Солдаты взяли брезент и спрыгнули с ним в могилу. Вскоре выбрались наверх.

— Готово, — глухо произнёс один из них. — Надо опускать.

Растолкав всех, Александр спрыгнул в яму, расправил брезент, убрал с него комья глины, которые скатились во время прыжка.

— Подавайте.

Когда принял тело, удивился тому, что оно стало легче. Уложил мертвеца на ткань, снял флягу с пояса, которую захватил на заставе, и, выливая себе на руку воду из неё, умыл покойного. Затем накрыл брезентом, как смог плотно.

Уже наверху, отряхиваясь от земли, спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Что делать дальше?

— Молитву прочитать, — сказал один из бойцов.

— Ты знаешь?

— Да, бабушка научила в детстве.

— Читай.

Это был «Отче наш». Солдат читал тихо и спокойно, и Александр ещё не знал, что этого будет достаточно, чтобы слова молитвы запомнились на всю жизнь.

После молитвы каждый бросил по горсти глины. Когда старались подравнять могильный холмик, разбивая большие комья глины, сломалась лопата. Закончили просто — раздавливая берцами грунт и трамбуя холм ногами.

Три залпа прозвучали сухо и скупо. Хотелось же, чтобы гудел набат, били крупнокалиберные орудия, оповещая окрест о том, что были захоронены бренные останки, как конечное свидетельство вопиющей, жестокой и алчной несправедливости. Но всё было отдано на откуп немой скупости.

Один из солдат собрал стреляные гильзы и выложил их рядком на свежем могильном холмике.

— Я скажу, чтобы до завтра сделали обелиск и поставили, — сказал Сазонов. — Есть литра три красной краски и пол–листа фанеры. Табличку сделаем из консервной банки.

Он снял флягу с пояса и достал пару стаканов из карманов.

— Помянём воина, вои…

Ночью боль в челюсти стала сильнее. Она изматывала, не давала не только спать, но и думать. Александр метался по своей комнатушке из угла в угол, постоянно стонал, борясь с искушением вколоть себе тюбик промедола. За ночь он глотнул весь анальгин и аспирин, который смог найти в аптечке, но облегчение было коротким и не полным. Становилось хуже с каждым часом.

Когда вертолёт доставил его и ефрейтора Залобова на площадку на территории бригады, они, разбитые трёхчасовой тряской на броне и во время полёта едва могли передвигаться самостоятельно. Благо, что их сразу втолкнули в «санитарку», которую вызвали пилоты вертолёта, не в силах больше смотреть на муки своих пассажиров. Фельдшер «скорой» сразу же сделал им по уколу промедола, не обращая никакого внимания на возражения офицера.

В санитарном батальоне им быстро сделали снимки на рентгеновском аппарате и через час они были уже на операционных столах. Александр мало, что помнил из всего, что происходило в течение этого дня. Его сознание редко выпрыгивало из вязкого моря наркотического дурмана, но прежде, чем понять, что с ним и где он, он захлёбывался жуткой болью, которая безжалостно скручивала лицо.