И она подала мне сразу две пилюли. Зажмурив глаза, я проглотила их и откинулась на подушку, ожидая эффекта. Лекарство сразу же начало действовать, и спустя всего пять минут я уже бодро соскочила с кровати, даже не воспользовавшись лесенкой.
В груди поневоле зашевелилась благодарность графу за его предусмотрительность. Я-то думала, что он давно их уже выкинул.
Но он этого не сделал! Волна ликования захватила всю меня с ног до головы, и я закружилась в бешеном танце, подхватив Лею. Смеясь, мы свалились в кресло. На шум из соседней спальни прибежала мама. Ее лицо было встревоженным.
— Что тут?.. — мамины глаза скользнули по нашим довольным лицам. — Арина! Как ты…
Шутливо отпихнув Лею, я выбралась из кресла и пританцовывая подбежала к матери. Она смотрела на меня, не веря своим глазам.
— Ты что, здорова? — неуверенно спросила она.
А когда я кивнула, мать бросилась ко мне с объятиями. Так некоторое время мы простояли, обливаясь слезами и смеясь при этом.
— Это все граф! — заявила Лея, демонстрируя матери поднос с шеренгой пузырьков. — Он сохранил лекарства госпожи и прислал ей, когда узнал… ой!
Тут Лея смутилась и прикрыла рот ладошкой.
Я деланно строго посмотрел на нее:
— Так, так, похоже, кто-то у нас тут слишком много болтает…
— Я ничего не говорила, — также деланно испуганно ответила Лея. — По крайней мере графу. Но ведь Гансу-то я могу пожаловаться?
— Гансу можешь, — усмехнулась я. — Когда, кстати, ваша свадьба?
— Так десятого, — напомнила Лея. — Надо, чтобы к этому дню вы на ногах были.
— Постараюсь, — ответила я. — Неси завтрак.
— Уже бегу! — Лея выбежала из спальни, вне себя от радости.
— Похоже, твой бывший муж в курсе всего, что здесь происходит, — усмехнулась мать. — Но может это и к лучшему.
После завтрака мы с матерью отправились погулять в саду. Он был небольшим, но благоустроенным и очень уютным. Старый Октавий не жалел денег на садовников, да и сейчас, насколько я знала из платежных ведомостей, садом занималось по меньшей мере трое. Шагая по идеальным ухоженным дорожкам, я вспоминала запущенный сад замка Сангиан. И никак не могла определиться, где лучше: сейчас, здесь, в этом царстве красоты и порядка или тогда, там, в царстве хаоса и… хрупкой, зарождающейся любви?
Мать как завороженная смотрела на миниатюрные фонтанчики, аккуратные кусты, пышные цветники и миниатюрные прудики, в которых плескались разноцветные рыбки и цвели лотосы.
— Здесь изумительно красиво, — произнесла она и уселась возле одного из прудов. — Даже в нашем загородном доме не было такого.
— Да уж, московский климат не очень-то располагает к прудам с лотосами, — рассмеялась я.
Мать уже успела рассказать мне о том, что после выздоровления в немецкой клинике она приехала назад в Москву, застав там отца с другой женщиной.
— Вернее, девицей определенного пошиба, ты понимаешь, — чуть смущенно призналась мать.
Ей явно было неприятно вспоминать об этом. Я же не особо удивилась. Как оказалось, с девицей этой свела отца Арида.
— Я почти сразу заподозрила, что с тобой что-то не так, — говорила мать, болтая босой ступней в теплой воде пруда. — Она… То есть, как я тогда думала, ты, стала какой-то грубой, развязной, наглой… Но узнав о свадьбе со Сморчковым, я списала все на этот факт.
— А как там Сморчков, кстати? — вспомнила я редкостного гада, своего несостоявшегося муженька из старого мира.
— Плохо, — вздохнула мать. — Арида показала ему небо в алмазах. Разорила дочиста и… В общем, сейчас он в тюрьме. Она подделала какие-то его налоговые декларации и вроде еще наркотрафик организовала на базе его бизнеса…
— Здорово, — вырвалось у меня. — Хоть в чем-то прок от нее вышел.
— Не только в этом прок, — согласилась мать. Она же еще привезла мне то снадобье… лекарство из этого мира. Правда, тогда она сказала, что это разработка каких-то мексиканских шаманов.
— Ну естественно, не могла же она сообщить тебе, что это из параллельной реальности.
На самом деле это лекарство Трисмегист сделал. Но передала она его тебе не из-за доброты, поверь, это условие ритуала, она просто его соблюдала.
— Тем не менее, я как выпила это лекарство, на следующий день уже здоровой была. А немцы решили, что это их лечение так подействовало, — усмехнулась мать.
— Вот и славно, — я подала ей руку, и мы отправились назад к дому. — А теперь нам надо подумать, как устроить свою жизнь здесь, чтобы нас больше никто и никогда не посмел обидеть.