Я улыбнулась, потом посерьезнела.
— Но ведь мы не сможем иметь детей и даже беременеть мне нельзя. Как же быть, когда так хочется быть вместе?
— Трисмегист придумает что-нибудь, — ответил граф. — Если конечно, это будет не слишком вредно для твоего здоровье. Но если вредно, то даже пытаться не будем, ведь ты должна жить как можно дольше.
Потом он вдруг поднял голову и прислушался. В доме стояла глухая тишина.
— Кстати, о Трисмегисте, где он?
Я рассказала, куда отправился лекарь и с какой целью.
— Надеюсь, ему удастся обнаружить там чары, — задумчиво проговорил он, когда я закончила рассказывать.
— Удастся, — кивнула я. — Сейчас покажу кое-что.
И я побежала в свою спальню. Вернулась, держа в руках дневник Ариды. И дала тетрадку графу. Тот пролистал, ненадолго остановившись на признаниях девушки в его адрес, потом взглянул на привороты и вздохнув, сунув мне тетрадь обратно
— Да уж. Я и не подозревал, насколько больное у нее чувство.
— Психопатка, — согласилась я. — Предпочла тебя убить, лишь бы не делиться.
— Теперь я беспокоюсь за принца Эрика, — серьезно произнес граф, снова принимаясь бродить по комнате. — Связываться с Аридой была так себе идея для него. Боюсь, как бы не произошло необратимое.
— Но зачем ей убивать принца? Он ее защищает, вот даже помогает справляться с бывшими мужьями…
И я многозначительно кивнула на перевязанный бок графа.
— Это да, — кивнул он. — Но едва он станет бесполезным, как она тотчас избавится от него.
Тут на улице раздалось цоканье копыт: окна графской спальни выходили в сад, сразу за которым располагался внутренний дворик.
Я подбежала к окну, уверенная, что явился Трисмегист и возможно, с добычей. Но это была незнакомая карета, тускло освещаемая парой фонарей.
— Экипаж Агастьянов, — возбужденно проговорил граф, тоже подойдя к окну. — Повозку Антуана я узнаю даже в темноте. Он что, на свободе?
Мне вдруг стало ужасно неловко. Я ведь даже не подумала о том, чтобы наведаться в поместье маркиза, чтобы успокоить Эмму. Бедняжка в глубокой беременности не могла никуда выезжать и вероятно, сходила с ума, гадая, куда запропастился ее муж.
Я выбежала в коридор. Сонная Лея отпирала дверь внизу.
Войдя, Эмма бросилась ко мне. Никакого живота у нее не было, отчего я, опешив на секунду, просияла улыбкой:
— Ты уже?… Ох, поздравляю!
И чуть не задушила подругу в объятиях. Та, улыбнувшись и кивая сквозь слезы, быстро проговорила:
— Да, два дня назад, мальчик… Где Антуан⁈
Я, взяв ее за руку, потащила за собой. И вскоре мы чуть не налетели на ковылявшего по коридору графа. Обеспокоившись, куда я пропала, и кто приехал, он шел за мной. Эмма остолбенела, глядя на бледное лицо раненого и его перевязанный торс, на бинты, из-под которых виднелись темные пятна крови.
— О боже, Санген! — она шагнула к графу и обняла его. Осторожно, стараясь не повредить рану.
— Эмма! — граф тоже явно был рад видеть маркизу. — Ну как ты?
Что-то промелькнуло в его глазах, и он отстранил Эмму, удивленно уставившись на ее живот.
— Так ты что, уже? — еле выговорил он. — А почему мы ничего не знаем?
— Два дня назад, —сквозь слезы засмеялась та. — Время еще не подошло, но наверное, нервы… Где Антуан?
Граф посерьезнел и взял Эмму за руку. Удивительно, но я больше не ревновала его. Зная, насколько Эмма любит своего Антуана, да и в графе была куда больше уверена после всего пережитого.
Вместе мы добрались до спальни графа. Там все расселились по креслам и диванам. После чего, Эмма, не в силах больше сдерживаться, глядя на наши серьезные лица, почти прокричала:
— Что вы скрываете?
— Антуан в тюрьме, городской, — ответила я вполголоса. — Он обвиняется в государственной измене. Как и моя, мать, впрочем.
— Что⁈ — удивление в голосе Эммы смешалось с гневом. — В какой еще измене?
— В том, что способствовал доставке сюда Трисмегиста, очевидно, — мягко проговорил граф, сочувственно глядя на Эмму. — Мы тоже, очевидно, скоро отправимся туда, если что-нибудь не изменится. К счастью, король достаточно ленив, чтобы арестовывать людей на дому и хватает пока только тех, кто сам идет в руки.
— Но это же абсурд, — проговорила Эмма, немного успокоившись при известии, что муж жив. — Какая измена к чертовой матери?
— Никакой по сути, — все так же мягко проговорил граф, вставая и успокаивающе похлопывая Эмму по плечу. — Но короля, зацикленному на запрете магии, в этом убедить трудно.