Из другого сундука лла Ниахате достала накидку, совершенно сливающуюся по цвету с темнотой, царящей за окнами. Затем задумчиво поглядела на шкатулку, которую всегда держала запертой. Решительно кивнув, достала ключ и, поковырявшись в замочной скважине, распахнула деревянную крышку.
Шкатулка была выстлана алым шёлком, напоминающим по цвету свежую кровь, а посередине лежал обёрнутый погребальными пеленами детский палец. Оберег-мути, сочащийся чёрной магией. Подарок из тех, которые лучше бы не принимать, но куда деваться, если ненароком спасла жизнь не тому человеку? Откажешься от благосклонности колдуна — огребёшь неприятностей на всю оставшуюся жизнь, недолгую и исключительно неприятную. Этот мути лла Ниахате всегда держала в стороне от прочих и надеялась в жизни никогда им не воспользоваться.
Может, и сейчас не придётся, и после ночной вылазки амулет займёт прежнее место, да там и останется до конца долгой жизни своей нынешней хозяйки...
Помедлив, лла Ниахате взяла палец и сунула себе на грудь, поближе к сердцу. Кожу тут же обожгло неприятным холодком, в ушах на миг зашумело, тени в комнате качнулись и вновь затихли. Всё. Теперь лла Ниахате была полностью готова. Набросила на плечи почти невесомую накидку и под причитания лла Нунгу вышла в безлунную ночь.
Пустынный ветер, изрядно похолодавший с дневных часов, тут же рванул накидку. Удержав её и процедив сквозь зубы пару проклятий злым духам, норовящим лишить честную женщину дорогой собственности, лла Ниахате продолжила путь.
Город, такой оживлённый днём, казался вымершим. Сколько лла Ниахате ни вертела головой по сторонам, но не смогла увидать в чернеющих провалах окон даже одной-разъединственной завалящей лучины, а тучи, которые неслись по тёмному небу, заслоняли свет звёзд. Идти приходилось чуть ли не на ощупь, время от времени касаясь почти растворившихся во мгле стен. Иногда лла Ниахате казалось, что ночь, спустившаяся на Одакво, длится не пару часов, а целую вечность, а когда она закончится, на месте цветущего города будут полыхать неистовым жаром барханы, да одинокий коршун станет кружить в поблекшем небе, тщетно ожидая падали. Но всё это, разумеется, оказалось лишь игрой не в меру распалённого воображения. Форт вздымался на прежнем месте, и когда пара одиноких звёзд проглядывала в просвет между тучами, то его очертания возвышались над домами, как горы высятся над деревьями. Лла Ниахате продвигалась в верном направлении, и вскорости достигла запертых ворот, украшенных массивными бронзовыми щитами в обрамлении тяжёлых деревянных брусьев.
Едва она собралась постучать в эти двери, как сверху раздалось:
— Пст, пст... Взгляните сюда, почтенная лла!
Лла Ниахате подняла голову. Во тьме едва виднелась человеческая фигура. Невозможно было даже разобрать, мужчина это или женщина. Спрашивать лла Ниахате не собиралась — она терпеливо ждала, что будет дальше, и, наконец, дождалась: со стены спустилось некое подобие качелей. Сиденье, рассчитанное на женщину почтенную и объёмную, покачивалось на двух крепких цепях и казалось мягким. Когда лла Ниахате коснулась его рукой, то убедилась: оно набито мягкой травой, обтянутой поверху буйволиной кожей. Почему-то это умилило женщину — такая забота заслуживала восхищения и уважения!
Наверху что-то поскрипывало — возможно, деревянная лебёдка.
Лла Ниахате уселась на сиденье и покрепче ухватилась за цепи. Раскачиваясь и скрипя, качели начали подниматься вверх. Интересно, подумала лла Ниахате, почему стражники не слышат этого шума? Тут ведь не то что привратников — половину города разбудить можно!
Разгадка оказалась простой: именно стражники и крутили лебёдку, пыхтя и отдуваясь. Лла Ниахате недоумённо нахмурилась. Разве не разумней немного приоткрыть ворота?
— Рычаг заклинило, лла, — смущённо признался один из стражников в ответ на прямой вопрос. — А без рычага, вручную, тут человек десять с трудом управляется. Утро наступит — тогда починим рычаг, а до тех пор так пускай будет. Надеюсь, вы не ушиблись нигде?
— Нет, — величественно покачала головой лла Ниахате. — Но испорченный рычаг — тоже часть заговора. Очевидно, те, кто это сотворил, надеются скрыться иным путём, и успеть скрыться, пока стража отворяет ворота. Кузнец, ты здесь?
— Здесь, лла, — от стены отделилась тень, и кузнец, смущённо переступая с ноги на ногу, предстал перед лла Ниахате.
Хха Афуоле тоже переоделся: сейчас на его внушительном торсе красовалась кожаная куртка с нашитыми поверх неё костяными пластинами, а на руки кузнец надел длинные перчатки из буйволиной кожи. На плече хха Афуоле нёс боевой молот, и его стальное навершие мрачно поблёскивало в неярком свете факелов.