Леня дремал за своей конторкой - ведь работал он вахтером - и вдруг от криков очнулся. За окнами, вдали, возле свежей скважины бурильщики метались и вопили. Солнышкин направился туда. И, подойдя ближе, увидел толпу возле дыры в земле. Пробившись к самому месту действия, он принялся разглядывать глубину, из которой вырывался вой, скрежет, а на дне в огне и гари что-то мельтешило.
- Это Ад! - резюмировал один из бурильщиков. - Там грешников жарят.
Солнышкин возразил, что Ада не существует, а есть астральная плоскость, куда отправляется духовная суть человека после разрушения его физической сути, а у низко развитых людей с преступными и стяжательскими наклонностями духовная суть пребывает в мучительной астральной подплоскости вплоть до следующей реинкарнации (воплощения в теле, то есть в следующий раз он, субъект с уродствами души, будет рожден в уродливом теле, и наоборот...)
Но развить свою мысль до конца Леонид не успел. Как раз в тот момент, когда Леня хотел подойти к самой сути проблемы "ада", вдруг из скважины выметнулось темное крылатое существо с человечьим лицом, дико зыркнуло на всех, и с воем ухнуло обратно на дно. Бурильщики отшатнулись. Леня тоже отскочил, но не в ту сторону, и рухнул прямо в пылающую бездну. Так быстро, что даже не успел испугаться.
Оказалось, не так уж жарко. Градусов сорок, не больше, определил Солнышкин. Как в Средней Азии, примерно, и Леня вспомнил знойные улицы с чинарами и тополями по краям, сочный базар с чайханой, где зеленый чай в пиалах и розовые ломти дыни, и смуглых красивых людей, которые очень доброжелательно и гостеприимно относились к нему.
Он вспотел, расстегнул ватник и оглянулся. Никакого огня и дыма здесь не было, как казалось сначала. "Наверно, световой эффект", подумал он, и поднял голову, заглядывая вверх. Наверху, над скважиной, было что-то вроде пожара, гари, и в чаду маячили перекошенные лица бурильщиков. Леня махнул им рукой. Лица отшатнулись. Здесь тоже все забеспокоились. Солнышкина накрыли решетчатым колпаком. Темнокрылые существа столпились возле Леонида и принялись сосредоточенно рассматривать его. "Ну, прямо ученый совет", подумал он. "А почему бы и нет? Здесь тоже, поди, наука". Поняв, что его изучают, Солнышкин доброжелательно улыбнулся, и стал оглядываться по сторонам. Сам решил поизучать немного. И удивился, что ему все видно. Пространство было многомерно и мобильно. Вокруг вращался подземный город с обилием транспорта — двигались колесницы и дорожки, вращались многоярусные жилища, крылатые детишки резвились в больших песочницах. В школьной обсерватории светились макеты Вселенной с многослойными ярусами цивилизации (оказалось, что мир устроен вовсе не так, как принято считать, а наподобие слоеного пирога, так что бурильщики добурились не до ада, а до очередного разумного слоя). "А наши-то об этом и не догадываются", подумал Солнышкин. "Ну дела, и здесь у нас лажа, и в науке." Он принялся было думать о том, как у этих, крылатых, с политикой и сексом, и есть ли это у них вообще? Но тут клетку отключили от приборной доски, а его самого извлекли из-под решетки и отправили восвояси. Он почувствовал, что оказался снова в дыре, а нижний люк под ним захлопнулся.
Увы, вылезти наружу Солнышкину не удалось: оказалось, что верхнюю часть скважины люди законопатили чем-то вроде "саркофага". Вопли и барахтанье Леонида не были слышны ни вверху, на земле, ни внизу под землей. Никому он был не нужен...
Ненужный и подавленный, Леня побрел в непонятном пустом пространстве, как в трубе, куда-то в бесконечность. Ему было горько и просветленно-жертвенно, как Христу. "Терпение же до конца искореняет из души все худое", вспомнил Солнышкин откровение Преподобного аввы Фалассия, которое читал как-то в прессе. И скрепился сердцем. Он понял, что Бог (или Абсолют, Высший Разум, судя по другим периодическим источникам) наверняка выведет его к дому.
Так и случилось. Много времени спустя Леонид вылез наружу через тот самый московский канализационный люк, что в двух кварталах от его места жительства.
Впоследствии любил он рассказывать про этот случай в дружеских компаниях, но никто не верил - называли очередным сном. Только Солнышкин знал, что не сон это, а точка отсчета.
Да хоть бы и сон...
6. Он - дама или резидент?
- Знаешь, - говорил Солнышкин соседу Диме, пересекая вязкий газон. - Я сделал собственный вывод. Свой, а не газетно-журнальный, понял! Ну?
- Ну, - вяло отозвался подводник. Тяжело груженый пивом и салатом из морской капусты, он вожделенно поглядывал на родной подъезд в обрамлении скамеек со старушками.
- Изучив журнальный вариант Евангелия, я смекитил, точнее, мне открылось, что есть Ад, - развивал мысль Леонид.
- Ну, - поддержал разговор Дима.
- Понимаешь, Ад, прямо скажу, совсем не то, это вовсе не подземное место для термообработки дефективных душ. Ад - это то пространство, в котором мы существуем. Ты сравни все адовы муки с нашими физическо-душевными ощущениями. Так ведь? Включая болезни. Вот же. Я дошел до мысли, что мы, то есть наша высшая суть, за какие-то грехи низвергнута в несовершенные тела и в дикие условия жизни с гравитацией и всякой другой дрянью. Правда ведь, так противно ходить, а грохнешься на льду и поломаешь руки-ноги, а то и шею свернешь. И вообще, чтобы выжить, кучу всего надо: жратву, одежду, хату, мебель, работать надо, быть рабом обстоятельств и дурных порой людей, да еще всякая бесовщина непонятная происходит. Так ведь?
- Ну?
- И чтобы добиться обратного перевода в Рай (то есть в первоначальное место обитания), нужно быть стоически совершенным, как в заповедях: ни те убий, ни возгордись те, возлюби, отдай, и ни-ни, упаси бог, позариться на барахло или бабу чужую, ни боже мой злословить иль еще чо, терпи, и пусть тя по щекам колотят или распнут, как Христа, который, по-моему, существовал в качестве эталона для нас - "зэков" этого бытия. И все остальное я понял, как надо трактовать. Например...
Тут они достигли жилища, прошли в Ленину комнату, и... почувствовали, что здесь как-то не так. Все вроде бы нормально на первый взгляд, но все же...
Первым заметил Дима.
- О... О... Это... - он выронил пакеты с подванивающей капустой и уставился в спальный угол.
Леня тоже взглянул туда и прямо ошалел.
На продавленном диване он узрел самого себя, задумчивого, с тазом на животе и ворохом газет под головой. Газеты, как обычно, были хорошо изгрызены Мишей, и человек на диване вытаскивал поочередно обрывки статей, пробегал глазами, бросал на пол, и ошеломленно замирал. Видимо, в его сознании останки информации приобрели непростой контекст.
Солнышкин-стоявший в сильном волнении обратился к Солнышкину-лежавшему:
- Извините-простите, но если вы есть я, то я кто же?
А сосед Дима неразборчиво прибавил:
- О... О... Это...
- Неужели я это он? - спросил всех Солнышкин. - А тогда он кто?
Дима усиленно закивал головой и, пятясь вон из комнаты, стал шептать:
- Эт все из-за демократов... Эт они нечисти напустили... Не было такого раньше, при коммунистах, никогда...
- Тогда я коммунист, - сказал Леня. - Жуть до чего не люблю непонятное.
- И я тоже, - поддакнул с дивана второй Солнышкин, поворачиваясь к двери. - Слушайте, ребята, а может вы оттуда, а? Из параллельного пространства, ну, или время зашкалило? Как вы, вообще, ко мне попали?
- Это ты как к нам попал, - возразил первый Солнышкин. - И вообще, мне здесь разонравилось, то и дело чертовщина какая-то...
- Надо сматываться на Кубу, там коммунисты, а их черти боятся, - сказал второй Солнышкин, и сбросил с живота таз.
- О... о! Э!.. - закричал Дима. - Не подходи, сгинь!
... Следом за подводником из подъезда выскочили Солнышкины. Все трое промчались в разные стороны с такой скоростью, что старушки на лавочках не очень поняли, кто это был и в каком количестве. Бабуля из сорок шестой квартиры уверяла, будто то произошла материализация группы инопланетян, а ее соседка по этажу твердила, что выскочили коммунисты-перевертыши, обернувшиеся чертями. Третья старушка ничего не видела, но зато доверительно сообщила, что инопланетяне, коммунисты и черти в действительности одно и то же явление, родственное полтергейсту, та же разрушительная сила, и называется она на современном жаргоне "демократия", а на иностранном - "ЭМ-ЭМ-ЭМ". Бабушки судачили об этом много дней, а может, и месяцев. За это время Солнышкин первый (так он думал, хотя точно не знал, какой он по счету) тайно пробрался на пароход и достиг Острова Свободы (как ему казалось). По прибытии в конечный пункт Леонид перестал прятаться в мешке с советской продуктовой помощью - он знал, что наша добрая страна всем другим странам безвозмездно помогает - и вышел на палубу, на всеобщее обозрение. Там он гордо вскинул голову и завопил: