— Дай, пожалуйста, в долг, — и залился краской от унижения.
— Нет! — отрезал тот, и только потом спросил: — А зачем тебе?
Антонио ответил. Айриш сурово сдвинул брови:
— Тем более! Тратить деньги на побрякушки? Хотя... — он задумался, вселив тем самым надежду в сердце испанца. — Если купить жемчуг с тем, чтобы перепродать его в Астрахани...
— Нет. Я хотел подарить. Навсегда... Ну... свадебный подарок...
Андрес, подойдя к ним, вовремя прервал эту пытку и полез в фальдрикер. Антонио остановил его: "Не надо!". И у Гаври монет не взял. Гавря был нынче самым богатым. Уго де Касо выделил деньги на содержание в пути четверых: Айриша, Антонио, Марии и Гавриила. Андрес нанимался младшим матросом на караку Гаспара и работал на совесть. Гавря, глядя на него, тоже подрядился помогать капитану и боцману — чинил снасти, столярничал.
Даже Антонио соблазнился, но для него дела не нашлось, да и Андрес был против — советовал поберечь здоровье и не оставлять скучающей Машеньку.
Гаспар, хоть и был скрягой, выплатил жалованье сполна. Гавря, пораскинув своим мужицким умом, сообразил, что Айриш кое-что сэкономил на его проезде до Ормуза и попробовал вытряхнуть из казначея свою долю. Но не тут-то было. Пришлось довольствоваться тем, что получил на караке. В дальнейшем Андресу предстояло самому нанимать верблюда, потом — мула, а заработок Гаври оставался у него. Потому-то он тоже пожелал дать денег Антонио на жемчуг для хозяйки. А Маша слышала шушуканье, замиравшее при ее приближении, и не могла понять, в чем дело. Наконец, сошлись на следующем: перебрались на материк, в Бендеры, и здесь, уже на персидской земле, оставили Марию на женской половине гостиницы. Айриш отправился договариваться о найме верблюдов, обменивать португальские рейши на персидские шахи и закупать провизию в дорогу, а Антонио, Андрес и Гавря пошли в порт, чтобы подрядиться в грузчики. От Антонио было не много проку, но он очень старался. Гавря с Андресом работали хватко, умаялись, конечно, но купили чудесные жемчужные розовые бусы, сияющие изнутри живым теплом. Осталась и горсть бистов на карманные расходы, чтобы не зависеть хоть в мелочах от милости Айриша.
Маша была безмерно рада подарку. Да за благодарный свет, вспыхнувший в ее глазах, можно было врукопашную сразиться с тигром, не то, что разгрузить одну-две караки!..
Крошечный караван вышел из Бендер на север, пересекая пустыни и плоскогорья. Мужчины были вооружены. Даже к поясу Маши был приторочен отцовский дорожный нож. Но разбойников, слава Богу, не встречали они. А на постоялых дворах слышали приветливое: "Хош амадид!" — "Добро пожаловать!".
Теперь Айриш оказался в некоторой зависимости от спутников. Маша, прожившая долгие месяцы в гареме Тахмаспа, объяснялась с персами, будто родилась в Казвине. Гавря тоже худо-бедно, но мог составлять фразы. И Андрес в мусульманском плену научился турецкому, который понимали почти все местные жители. Но если для Антонио Маша была толмачом, с радостью готовым прийти на помощь, в любую минуту пояснить обычаи персов, то Айриш натыкался с ее стороны на постоянное глухое сопротивление, и о каждой мелочи ему приходилось просить, как об одолжении. Раздражение он откладывал в самую дальнюю копилку души, улыбался ласково, как учил мудрый наставник Уго. А при необходимости контактов с персами повторял что-нибудь вроде заученного "Аллах акбар!" — "Аллах превелик!", и снова улыбался, получив желаемое, торопился к северу, продолжая совершенствоваться в русском языке.
Многое в дороге напоминало Маше об отце. Где-то здесь она впервые увидела "манну небесную" — гэз, сладкие крупицы, собираемые с верблюжьей колючки и молодых побегов тамариска. А там восхищалась умением персов проводить сорокаверстные подземные протоки, орошающие поля и доставляющие драгоценную воду к селениям возле пересохших в жару речушек.
— О! Смотрите... в этом караван-сарае мы тоже останавливались с батюшкой. Помнишь, Гавря?
— Как не помнить? Покойный Матвей все буквы разглядывал. Какие? — заинтересовался Андрес.
А вот...
Они подъехали ближе. Над воротами два десятка непонятных знаков были высечены на камне.
— Ну-ка, ну-ка, — Андрес присмотрелся. — Да это еврейские буквы. Я видел такую надпись в алжирской синагоге...
— А что значит?..
Андрес только пожал плечами: