Благочинный Петр Ушаков. Город Котовск. 10 апреля 1956 года».
Крыжановский и его верные слуги недаром так упорно противились передаче церкви. Первая же проверка документов обнаружила недостачу в 700 рублей, не считая отсутствия кое-чего из церковной утвари и имущества. И тут произошла любопытная сценка. Отец Иоанн бегал по церкви, лихорадочно шарил глазами по углам, словно невзначай заглядывал под иконы, выбегал и снова возвращался в алтарь. Наконец, он остановился передо мной.
— Отец Ростислав, вы случайно не находили... денег? — запинаясь, проговорил он.
— Каких денег? — удивился я.
— Л там, под киотом, семьсот рублей...
— Нет, разве я туда заглядываю?
— Так, значит, это старая карга, баба Га-ня, — вспылил Крыжановский. — Ну, я ей покажу как воровать!— Оказывается, Крыжановский предусмотрел возможные последствия передачи церкви и заранее припрятал 700 рублей, наказав сторожихе бабе Гане «случайно» найти их в нужный момент. Но слишком велик был соблазн — деньги исчезли.
Приближались пасхальные дни — «попова косовица», как издавна называют их в народе. Обильная жатва, когда рекой текут в церковь деньги, святые приношения, дары. А сразу после пасхи — проводы, радоница. Радеют попы Христовому воскресению.
Но я, откровенно говоря, не особенно радовался приходу святых дней. Внешне все было спокойно: я совершал богослужения, читал проповеди, аккуратно исполнял свои обязанности. Но за всем этим постоянно чувствовал, как атмосфера вокруг меня накаляется. Мои старые недруги — Перлей, Чабан, Борщ — все чаще одаривали ехидными, торжествующими улыбками. Зачастил в село из Одессы и Крыжановский. Несколько раз он заходил ко мне.
— Все никак не расстанусь с Коссами. Тянет... Это ведь моя родина, — по привычке лицемерил он. — Да и вещички кое-какие надо забрать, остались у прихожан.
Я никак не мог понять, как этот старый скряга решается на столь дорогостоящие переезды. Все та же сторожиха баба Ганя и на этот раз оказала Крыжановскому медвежью услугу. Как-то она доверительно сообщила мне:
— Отец Иоанн, голубе наш, не забывает своих деток. Вот и вчера был. Внучке чулочки тоненькие принес. А бабе Дарье серьги. Красивенькие-то какие. А платочки у отца Иоанна мягоньки та барвисты. Я уж глядела, глаза проглядела. Да денег сейчас нет. А тетка Лукерья взяла сразу два: себе та дочке.
Баба Ганя охотно перечисляла мне и цены на товары, отпускаемые отцом Иоанном. Обиженный начальством пастырь не терпел убытков от посещенния «возлюбленных братьев и сестер». Однако мелкая спекуляция была только одной стороной бурной деятельности святого отца. Близость великого воскресенья господнего, видимо, подогревала Крыжанов-ского. Лебезя и распинаясь, бегал он по домам верующих, собирая подписи под новым доносом в епархию.
Я наблюдал за унизительным поведением этого священника, давно презревшего и поправшего свой сан, и мучился неразрешимым вопросом: как епархия, прекрасно осведомленная о всех проделках Крыжановского (благочинный показывал мне много официальных документов, где отец Иоанн обвинялся во всех смертных грехах), держит его на приходе и молчаливо потворствует во всем. Не потому ли, что этот пройдоха может не только вовремя поцеловать, но и позолотить ручку духовных вельмож?
В последнее время я все чаще читал и перечитывал священное писание. Эта книга должна была дать мне ответ на все противоречия и загадки жизни.
«...На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи. Итак все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте, по делам же их не поступайте, ибо они говорят и не делают. Связывают бремена тяжелые и неудобоноси-мые и возлагают на плеча людям, а сами не хотят и перстом двинуть их».
Эти слова горечью и болью отозвались в сердце. Разве не были такими фарисеями Евдоким Трищенко, Иоанн Крыжановский и Трофим Лютый? Не так ли и они воссели на спину народа и, прикрываясь широкими рукавами одежд своих, набивают карманы деньгами, добытыми потом и трудом?
А между тем жизнь моя в Коссах становилась все невыносимее. События, происшедшие на проводах, ускорили назревшую развязку.
В Коссах было заведено в первый понедельник после пасхи собираться на кладбище, чтобы радостные для живых святые дни разделить с умершими родными и близкими. После панихиды верующие обычно просят у священника благословения на продолжение веселья. За это благословение каждый из присутствующих платит священнику деньгами и преподносит куличи и вино. Случается, что святой отец, переходя от одного верующего к другому, упивается так, что теряет рассудок, а нередко и крест наперстный. Священника, напившегося до такого состояния, осуждают, потешаются над ним. Но это еще не так страшно. Куда хуже отказаться от вина. Таких священников верующие презирают. К несчастью, последнее и произошло со мной.