– Даже не думай, — покачала я головой, мечтая, чтобы кто-нибудь вошел в кабинет, пусть даже уборщица.
– Поля, ну, пожалуйста, ты в этом разбираешься, к тому же… — прикусила она губу, раздумывая продолжать или вовремя заткнуться.
— Что?
— Слухи ходят, — буркнула Оксана, тяжело выдохнув.
— Любопытно очень, какие?
Девчонка поскребла за ухом, оглянусь на дверь, поразмышляв еще секунду, ринулась к ней, чтобы захлопнуть. А это уже занимательно, пожалуй. Что за секреты такие? На слухи мне было вообще плевать, чего только обо мне не судачили за все время. Больше, конечно, от зависти, я лишь гордо мимо проходила таких всезнаек, предпочитая доказывать делом, а не словом, что зарплату получаю не за красивые глаза и не за то, что ноги раздвигаю перед начальством.
— Девчонки говорят, — словно веером взмахнула Оксана пачкой документов перед раскрасневшимся лицом, — что твой жених большая шишка. И держишься ты здесь благодаря ему. Все ж знают, что Петр Алексеевич набирает новую команду, и разогнал почти всех, а тебя вот не трогает. Почти и не орет, между прочим.
— А никому в голову не приходило, — подперла я подбородок кулаком, — впрочем, видимо, нет.
Оксана только ресницами хлопнула. Да черт с ними, не собираюсь я оправдываться. Какой смысл?
Поразмышляла еще минутку, взглянула на часы… Жених, значит, ох, Роберт бы рассмеялся, услышав это. Ему больше всех плевать было на мою работу. Он жил в своем деловом мире, где постоянные переговоры, бизнес партнёры и сплошные нервы. В памяти всплыл последний эпизод, когда, уйдя в ночь, он вернулся спустя несколько дней. Спасибо, что звонить не забывал.
— Полиночка, — жалостливо пропела Оксана, сложив руки домиком.
— Последний раз, — сгребая в ладони измятые бумаги, прошипела я в ответ.
Гордо расправив плечи, шагнула в приемную. Не убьет он меня все же. Снова будет орать, пока голос не сядет, главное сохранять спокойствие и улыбаться. Да, точно, шире. Его это раздражает!
Постучалась в дверь, расправив на юбке несуществующие складки. Волнение подкрадывалось со спины диким зверем, норовя наброситься и проглотить. Я ощущала, как мое сердце зашлось в груди стуком, в висках пульс стучал дробью. Глубже вдохнула, мысленно перекрестилась и вошла.
Мещеряков сидел за рабочим столом, перебирая бумаги, и даже не поднял взгляд на меня.
— Я принесла отчет. Сделан он неверно, Оксана не смогла устранить ошибки, потому придется подождать Марину.
— Замечательно, — рыкнул он, сжав шариковую ручку в ладонях.
Его глаза налились кровью, на лбу выступила испарина, мне кажется, даже его волосы из посеребренных сединой стали абсолютно белыми от гнева. Поздравляю, Полина, ты вляпалась!
Положила бумаги на край стола, торопясь покинуть кабинет, но не тут-то было. Петр Алексеевич ловко сжал мое запястье, заставляя склониться. Я почти распласталась по поверхности, желая, чтобы этот урод провалился сквозь землю. Его хватка была жесткой, агрессивной, и все что я могла сделать: либо закричать, либо врезать ему ноутбуком по голове. Второй вариант был милее, конечно.
— Отпустите меня, вы не имеете права.
Ярость растекалась по венам ядом. Я ненавидела его всей душой, презирала. Он был противен мне до тошноты. Отвратительный тип.
— Полина, вы слишком несговорчивы. Так можно и рабочее место потерять.
— Ничего страшного, — дернула я рукой, пытаясь выпутаться из этих оков.
— А может, подумаете. Измените стиль поведения. Станьте более покладистой. Тогда перед вами открыться могут новые перспективы, — вторая рука Мещерякова переместилась на мою щеку.
Я только и успела прикрыть веки, чтобы не видеть его физиономию. Меня выворачивало от омерзения. Это было гнусно, гадко. В этой жизни меня вообще мало кто касался. Роберт и мужчина, которого я когда-то любила до умопомрачения. Жила им, дышала, пока он не вонзил нож мне под ребра, эгоистично поступив. Предал, растоптал, убил во мне все, что я так берегла.
Вздрогнула от мысли о нем, слезы застыли в глазах пеленой прозрачной. И мир на мгновение исказился, став холодным и злым.
— Мне больно, отпустите, я буду жаловаться.
— Ну, попробуй, — потянулся он пальцами к моим губам.
Сглотнула ком, понимая, что могу орать до хрипоты. Никто не придет. Оксана точно струсит, сделает вид, что глухая.
– Иди сюда, Полина, — его липкий взгляд опустился на мою грудь.