Все замерли, прислушиваясь. Плачь продолжался, и был он нудный, муторный, выматывающий душу. Ребёнок ныл на одной ноте, горько и безысходно и, казалось, что он ноет так уже давно, и хотелось встать и отшлёпать его, чтобы он замолчал, прекратил немедленно, сейчас же. Ну, сколько можно, сил же уже нет!
– Может это птица или зверь так кричит? – сказал мистер Трелони.
Платон покачал головой. Ответил:
– Я не знаю такой птицы. И зверя не знаю…
– А вот я сейчас выстрелю: мы сразу и узнаем, – неожиданно для всех произнёс доктор и вытащил пистолет
Это было так необычно для добряка-доктора, что капитан не смог сдержать улыбку.
– Подождите доктор, не стреляйте! Жалко заряд «утиной лапы», – сказал он и, взяв из костра горящую ветку, пошёл в темноту.
Все напряжённо смотрели капитану вслед, а Платон встал, чтобы пойти за ним. Но капитан быстро вернулся и воскликнул:
– А здесь – опять плачь!.. А там плача нет. Он слышен только на месте нашего привала. Так что, я пошёл спать подальше от костра. Всё равно он сейчас прогорит.
И капитан, взяв свои вещи, ушёл. Следом за ним потянулись и остальные. Только вахтенный матрос остался на месте. Доктор Легг вытащил из костра горящую ветку, чтобы выбрать себе место.
– Интересно, а змеи здесь есть? – спросил он, нагнувшись к земле и опасливо оглядываясь кругом.
– Лучше змеи, чем плачь, – сказал капитан.
Улеглись спать молча, но через некоторое время в темноте раздался голос сквайра:
– Интересно всё-таки, что это за плачь?
– Ну, плач и плач, мало ли какой ребёнок плачет, – проговорил капитан уже сонно.
– Нет, а всё-таки? Прямо мистика какая-то, – Мистер Трелони был явно под впечатлением.
Капитан приподнялся на локте и посмотрел в темноте в его сторону.
– Ну почему сразу мистика? Может это мало изученное физическое явление?
– А какое явление? – заговорил со своего места доктор, он тоже не мог уснуть.
– Ну, откуда я знаю? Может это слуховой мираж, например, – Капитан опять лёг и стал вертеться, устраиваясь удобнее на жёсткой земле.
– А такие бывают? – спросил доктор.
– Наверное, бывают. Оптические же бывают, – пробормотал капитан. – Спите, господа. Матросы вон уже спят. Их никаким плачем не испугаешь. А вообще-то, странное это место – Гуэль-эр-Ришат. Одно слово – Африка…
И наступила тишина.
****
На закате Мария-Анна взошла на капитанский мостик.
Капитана Тич приветствовал её и уточнил маршрут, куда ему надлежит держать курс. Он ничего не спросил о цели её путешествия, но она пояснила сама:
– Мне надо забрать в этом караване одну вещь, принадлежащую лично мне…
– Да, конечно, сударыня, – пробормотал он и тут же исправился: – Как прикажете, Мария-Анна!
Галеон полетел в облаках. Краем глаза капитан Тич заметил, что Мария-Анна улыбнулась. После некоторого молчания она сказала извиняющимся тоном:
– Меня пугает ваша борода, капитан. Она вам очень необходима?
И опять улыбнулась, тут же погасив улыбку. Чёрт!.. Неужели его смущение так заметно?
– Ах, Мария-Анна! У меня не было намерения вас пугать! – воскликнул он, больше всего на свете сейчас желая оправдаться.
А про себя подумал: «Скорее наоборот».
Капитан Эдвард Тич был давно и безнадёжно влюблён. Влюблён в Марию-Анну Аквитанскую, поэтому степень его потрясения от её просьбы о сопровождении в пустыню была безмерна. Просто безмерна.
Он впервые увидел Марию-Анну девочкой на балу, на который ему посчастливилось выиграть приглашение. Её оголённые шея и руки были худы и некрасивы, но лицо сияло таким восторгом счастья… Где-то он читал эту фразу, в какой-то толстой человеческой книжке, в рот тебе нехорошо!.. Так вот, сияло таким восторгом, что он, раз увидев, уже не смог забыть этого лица.
В детстве Эдвард прилежно учился, и даже принимал участие в публичных диспутах, а потом что-то в нём сломалось. Он всё чаще уходил в вирт. Сначала проводил там часы, потом дни и скоро стал общаться только в нереальном мире. Родители таскали его к психологам, психотерапевтам и психиатрам. Те твердили, что мальчик здоров, а Эдвард не имел друзей, не имел даже родственной души, и болезненно воспринимал окружающую реальность с её убожеством, нищетой и грубостью.
Потом у него появилось желание уехать из страны. И больше всего ему хотелось на Землю, потому что только там он забывал Марию-Анну, причём забывал в пылу сражения. Потому что только Земля могла ему дать побоища и битвы такой силы и накала. И он вступил в пиратский вирт-клуб западников, избрав профессию морского разбойника.