Делаю шаг вперёд, как слышу за спиной голос, владельца которого готов разорвать на месте.
— Она сказала, оставь её в покое. — ровно отрубает Должанский.
И снова я оказываюсь не готов к тому, что происходит. Будто со стороны наблюдаю за каким-то театром абсурда.
Настя, вся в слезах и с распухшими от моих поцелуев губами, срывается с места и бросается этому уёбку на шею. И со словами "Кир, наконец-то ты приехал", целует его. А я снова и снова подыхаю, ни в силах ни хрена из себя выдавить. Просто смотрю, как он обнимает её за плечи, подталкивает к машине и направляется в мою сторону.
— Она свой выбор сделала. Рекомендую больше никогда не приближаться к моей будущей жене, иначе я получу запретительный ордер.
— Засунь свой ордер себе в задницу! — рычу, сжимая кулаки, готовясь в любой момент втрамбовать ему нос в череп.
— Отвали от неё. Ясно?!
— Нихуя мне не ясно!
Заношу руку для удара, но тут между нами вырастает Миронова и хватает меня за футболку.
— Не надо, Артём, пожалуйста. Не надо.
С каким-то охуительным трудом стягиваю глаза вниз и смотрю на любимое до разрыва сердца лицо. Опускаю руку, но тут же кладу на её щёку.
— Это правда? Это твой выбор? — киваю головой на зализыша.
— Да, Артём. Если любишь, отпусти. — шепчет одними губами и из глаз вытекают две крупные слезы.
Ловлю их пальцами и опять подыхаю.
Раз за разом. Снова и снова. Бесконечно.
Секунда на вдох. Вся жизнь на выдохе.
— Я тебя ненавижу, Настя. — выплёвываю и отталкиваю от себя самого близкого и родного человека на свете.
Глава 30
Это не начало конца. Это ядерный взрыв, после которого ничего не остаётся
С того самого дня моя жизнь превратилась в сплошной Ад. Я умерла и попала в преисподнюю. Вечные муки. Постоянные пытки. Неиссякаемые способы издевательства над моей и без того истерзанной душой. Все девять кругов Ада.
Она рыдает кровавыми слезами. Кровь выступает из рваных ран. Сочится из глубоких порезов. Ни один хирург не в силах заштопать искалеченные органы.
Кирилл, естественно, доложил родителям о причине моей апатии, в которую я впала, как только машина сдвинулась с места. Меня усадили за стол и принялись читать лекции о том, насколько я неправильно поступаю. Распинаться, какая я ужасная. Что Артём мне не пара. Скоро свадьба и так далее. Можно ещё долго рассказывать о том, что они мне наговорили, но я не стану. Даже вспоминать тошно.
День сменяется вечером, а я всё так же сижу и слушаю уничтожающий меня монолог.
— У папы чуть инфаркт не случился, когда ты заявила, что хочешь разорвать помолвку. Хорошо, Кирюша так об этом и не узнал. Ой, что было бы тогда, даже думать страшно. — изливается мама, как только Должанский покинул наш дом.
Да насрать мне на вашего Кирюшу! Он видел, как я с Тёмой целовалась, и хоть бы хны ему. Для него я тоже вещь, которой он хочет обладать. Не более того.
— Я могу идти? — единственный вопрос, который меня сейчас волнует.
— Иди, — буркает отец, — всё равно сейчас мало толку от этого разговора. Завтра поговорим.
Поднимаюсь из-за стола и неровным шагом иду в свою комнату.
Как будто завтра что-то изменится. Они не перестанут прессовать, давить на жалость и чувство вины за папино самочувствие. Кир не исчезнет из моей жизни. Северов больше никогда в ней не появится.
Господи, как теперь с этим жить? После того, что я наговорила ему? Как забыть его взгляд, когда я сказала, что никогда не выберу обычного студента? Плевать мне на все деньги мира и высокие статусы. Я готова жить на улице и питаться помоями, лишь бы он был рядом.
А что теперь?
Теперь я умерла окончательно. Ничего не осталось. Без него я не умею жить. Я никогда больше не перестану быть ходячим трупом. Внутри не осталось ничего живого. Бракованное сердце наконец перестало трепыхаться в груди и замерло. Вены пересохли. Дыхания нет. Лёгкие перестали качать горький кислород. Я же дышу только ИМ! Его запахом, который больше никогда не укутает меня пряным облаком аромата табака, корицы и свежесваренного кофе.
Возле лестницы резко меняю планы и сворачиваю в сторону отцовского кабинета. Открываю бар и хватаю первую попавшуюся бутылку с алкоголем. Выдёргиваю пробку и тут же заливаю внутрь. Сейчас мне это необходимо, иначе я не переживу предстоящую ночь. Горло обжигает, но, опускаясь ниже, превращается в ледяные иглы. Кроме уже привычного холода за рёбрами ничего не осталось.
— Анастасия?! Ты что делаешь?! — вырастает в дверях папин силуэт.
— Пью! — рычу, даже не стараясь скрыть раздражение и ненависть.