– Не знаю. Но я вдруг увидела себя одинокую со стороны, и мне стало себя очень жаль. Как будто у меня только пёс и есть.
– Так это твой выбор. И только ты можешь его изменить. У тебя дофига кто есть. И, между прочим, мы тоже твоя семья. У тебя есть те, кому ты можешь позвонить в любое время дня и ночи. Есть кого позвать на индейку. Хотя я тебя умоляю, начни с курицы.
– Спасибо, дорогая. Тебя послушать, так я высокомерная тварь, которая всех отвергает? – Машкины слова больно прошлись по моему самолюбию. У меня было, что ей сказать и про брата, и про его жену. Ведь именно из-за неё и мамы я перестала общаться с братом. И про то, как родственники Игоря меня не принимали. И про всех вместе и про каждого в отдельности. Но в чём-то она права: кроме неё и родителей, я ни с кем не общаюсь.
– Ну что ты передёргиваешь, ты же знаешь, что я тебя такой не считаю. Но если говорить про семью, про дружную семью, то строится она прежде всего на принятии и прощении. Может, если бы ты не искала в жизни всего идеального, тебе было бы проще. В каждом есть говнецо, в ком-то больше, в ком-то меньше, но люди ошибаются, предают и делают больно. И, видимо, ты выбираешь быть одна, вместо того чтоб с гордыней разобраться.
Машкина речь – как пулеметная очередь по моей груди. Все её слова попадают в цель и делают очень больно. Машка видит по моему лицу, какой эффект произвела её пылкая речь. Она вскакивает, и стул с грохотом падает. На звук падающего стула прибегает собака, а за ней и дети.
Когда же появляется Олег, он застает следующую картину:
Мы с Машкой посередине кухни стоим, обнявшись, и ревём горючими слезами.
– Прости меня. Я это сказала, не подумав. Я не хотела обидеть, я желаю тебе счастья. Просто это вино. Надо было найти более подходящие слова. А я так грубо сказала. Прости.
– Ты тоже меня прости. И спасибо, что ты всё равно рядом.
– Девчонки, ну что за мокрые дела? – Говорит Олег. – Поморосили, и хватит, детей распугаете.
– Мама, а почему вы с тётей Олей плачете? – спрашивает Гриша.
– А мы один грустный фильм вспомнили, ну и не сдержались. Всё. Больше не плачем. Дай я тебя поцелую, и идите играйте дальше. Пятнадцать минут, и будем спать укладываться…
– А ты нам Винни-Пуха почитаешь? – спрашивает Миша.
– Конечно! Уже иду! Игрушки убираем, а зубы чистим.
– Олег, у нас там, это, чай закончился. Можешь открыть? – говорит Машка мужу. – Я быстро читаю, а ты потом укладываешь!
– Ах, чай! Ну-ну. А я, пожалуй, тоже чайку выпью, пока ты читаешь.
Олег иногда присутствовал на наших посиделках. Меня совершенно не смущало изливать подруге душу при муже. Иногда мне даже требовалось, чтоб он сказал своё мужское мнение. Он только не мог выносить слёз, поэтому я очень быстро утёрла сопли и задала ему вопрос, пока подруга отвлеклась на детей:
– Машка сказала, что я из-за своей гордыни всех отвергаю. Выискиваю в человеке плохое или хватаюсь за его гадкий поступок и вычёркиваю из жизни навсегда. Что по этому поводу скажешь?
– Моя жена психолог и наверняка разбирается в том, что говорит. Но я вот уже столько лет с ней живу и вообще не понимаю, откуда в её голове такие четкие диагнозы? Из того, чего я понабрался при жизни с ней, могу сказать: совершенно не важно, какая ты, важно – насколько ты счастлива и довольна своей жизнью. Если тебе хорошо одной в белом пальто, то всё гуд. А если нет, то задумайся над её словами. В чём проблема? Ты ж не сегодня такой стала.
– Не сегодня. Это точно. Но сегодня я увидела, как Валеру поздравляет семья, и мне стало грустно оттого, что у меня никого нет. Что мне салют на день рождения никто не устроит. А Машка сказала, что никого нет из-за моего же поведения. А у Валеры развод, дети вообще про это не в курсе. И они берут и все собираются его поздравлять. И пусть, со слов Валеры, всё придумала семилетняя Соня, но мы-то понимаем, кто всему этому приделал ноги и организацию. Я не понимаю, как так. Они разводятся, а она ему праздник организует? Зачем она это делает? Хочет его вернуть?
– Оля, я не такой умный, как моя жена, и не смогу увидеть истинный смысл поступков людей с твоих слов. Но бог с ними, чего ты-то хочешь?