Мы с Димой, как и собирались, поехали его навестить спустя три дня. Его перевели из реанимации в обычную палату, и он там лежал и набирался сил. Каково же было наше удивление, когда его там не оказалось?
– Как ушёл? Почему вы его отпустили? Он пожилой мужчина с пробитой головой, – требовала я объяснений от медицинских работников.
– Мы не тюрьма, если человек хочет уйти, он уходит, – говорила постовая медсестра и что-то писала в журнале.
– Ему же станет плохо, как же ваша клятва Гиппократа?
– Да не можем мы всех алкашей удержать, когда у них трубы горят.
– Александр Сергеевич не такой.
– Ну так, значит, он дома лежит, там его и ищите.
Мы вышли из больницы, и пошли в сторону метро. Машины у меня больше не было, а у Димы ее не было никогда. На мой вопрос «почему» он ответил:
– А зачем? Дачи у меня нет, а до работы десять минут пешком. Если вызов, то есть патрульные машины. Мне личный автомобиль без надобности.
Очень странно мне было общаться с мужчиной, которому не нужны деньги, власть и игрушки. Естественно, всё то же самое для себя я считала совершенно нормальным. Ну я же девочка.
– Ты же рассказывал, что очень любишь лес и рыбалку. Как тут без машины?
– Во-первых, есть каршеринг, во-вторых, электричка и велосипед, а в-третьих, у меня друг, с которым я этим занимаюсь, на машине. Он меня возит.
– Очень замечательно, что ты справляешься без машины. Придумай тогда, как мы поедем в Комарово искать Александра Сергеевича.
– А зачем его искать? Он же нас не просил.
– Он не просил, но я поеду. Ты со мной?
– Да.
Этот разговор состоялся по дороге домой из больницы, и уже на следующий день мы поехали искать беглеца. Но по месту прописки мы его не нашли. Дом был закрыт, а следы пребывания отсутствовали. Я облазила дом по кругу, заглянула в окна, но так и не нашла Александра Сергеевича.
– Он здесь давно не живёт. Смотри, в каком всё запустении, – говорит Дима.
– Странно, почему? Дом вроде нормальный.
Деревянный двухэтажный дом очень похож на все писательские дачи начала века, которых здесь раньше было превеликое множество. А сейчас тут понастроили роскошных особняков, и этот деревянный, покосившийся дом как бельмо на глазу у элиты. До Финского залива рукой подать. Рядом заповедник.
– Чудесное место, почему же он выбрал наш чердак?
К слову, на чердаке его тоже не было, я проверяла.
Прошел месяц, а Александр Сергеевич как в воду канул. Но я не оставляла попыток его найти и еще три раза ездила к его дому и регулярно ходила на чердак с инспекцией. А Дима пробивал его по своим каналам, но вопросов со стороны закона к нему не было.
– Слушай, но имеет же человек право на личную жизнь. Оставь его в покое.
– Обязательно, после того как найду и поговорю с ним.
* * *
Тем вечером я сидела в кресле перед камином с бокалом вина и читала комментарии к нашему последнему видео. Канал набирал обороты, и наша затея уже не выглядела такой идиотской со стороны.
Кот лежал у меня на коленях и довольно мурчал. Пес лежал на полу и положил свою мордочку мне на тапки. Они уже могли мирно существовать в относительной близости и как будто даже полюбили друг друга.
Остатки дров догорали, а на душе было тихо и спокойно. Это был первый за последнее время вечер без движухи. Я представляла, как на этом месте сидела Графиня, и думала, какую же тайну она хранила всю жизнь? И суждено ли мне её разгадать.
Вино будоражило фантазию и будило воображение. Я нашла в вещах Графини старый фотоальбом и часто рассматривала его перед сном. Там было не особенно много фотографий, но их хватило, чтоб понять, что она была красивой женщиной. Последняя датировалась семидесятым годом. Ей там сорок лет, чуть больше, чем мне сейчас. Полная жизни, яркая, с тонкими аристократичными чертами лица – в ее глазах столько огня. По тому, как ровно она сидит и держит спину, по небрежному наклону голову и чуть вздернутому носу можно сразу сказать, что это не простая дама, а самых что ни на есть голубых кровей. Что заставило её выбрать одиночество? Что потушило этот огонь в ее глазах? Была ли любовь в её жизни и что с ним стало?
Я представляла совершенно не примечательную жизнь такой красивой женщины, и это не укладывалось в моей голове. Дом, библиотека и прогулки по Таврическому саду – и это всю жизнь? Дима не знает, как она жила раньше, но всё, что он помнил и рассказал мне, укладывается в эту скучную и безрадостную схему. А потом я нашла альбом и увидела женщину, созданную для роскоши и любви. Нет боли в её глазах или драмы. Там нет тоски или страха. В её тёмных глазах все краски жизни и эмоций, такие страсти сложно удержать внутри. У неё глаза женщины, познавшей большую любовь.