И сдаюсь. Без боя и осады, совершая свою самую большую ошибку в жизни.
Я медленно киваю, несмело улыбнувшись, и выдыхаю:
– Пойду, – а пока Стрельцов ошалело хлопает глазами и ловит открытым ртом воздух, добавляю, не удержавшись от тихого смешка. – Только фильм выбираю я, ладно?
Наверное, я ещё пожалею. Да что там. Я обязательно об этом пожалею. Но не в моих привычках отступать не попробовав. Не в этот раз точно.
Глава 10
Пашка
Я ненавижу утро. Всеми фибрами своей чёрной души. С самого детства. Когда мама с титаническим трудом поднимала меня на уроки с десятого раза. Когда трезвонивший будильник летел в стену и разбивался вдребезги, рассыпаясь на десятки мелких не подлежащих починке частей. Когда старший брат хватал меня за пятку и пытался стащить с кровати, пока я отчаянно сопротивлялся, вцепившись в спинку кровати. Да я и сейчас скорее нагло продрыхну первую пару, нежели оторву своё сонное помятое лицо от мягкой подушки.
Но сегодня, несмотря на то что за окном пасмурно, а на календаре воскресенье, я выскакиваю из постели ни свет ни заря и сайгаком мчусь в ванную. Мыться, бриться и превращать смотрящую на меня из зеркала обезьяну в человека разумного. С которым Беловой будет не зазорно появиться хоть в кино, хоть в фешенебельном ресторане, хоть даже на премьере какой-нибудь пьесы в театре. Благо, мелкая не слишком большая поклонница современной интерпретации бессмертного Шекспира, и идем мы с ней на самый обычный боевичок с крутыми спецэффектами и не слишком мудрёным сюжетом.
Я стою под контрастным душем около получаса, потом долго и нудно инспектирую содержимое холодильника, убеждаясь, что проще обнаружить жизнь на Марсе, чем найти у меня в доме что-то съестное. После чего прибегаю к единственному выходу из сложившейся ситуации – наскоро накидываю любимую белую толстовку с вишневыми разводами после неудачной стирки, запрыгиваю в растянутые серые спортивки и резвым шагом пересекаю двор. Чтобы пять минут издеваться над несчастным домофоном перед тем, как мне удосужатся открыть.
– Привет, Град!
На пороге нужной квартиры меня встречает сонный взъерошенный Стас, являющий собой лучшее воплощение картины Репина «не ждали». И я смущенно чешу кончик носа, только сейчас понимая, что, возможно, вытащил друга из постели.
– У тебя опять жрачка закончилась? – недовольно бухтит Градов, пропуская меня в коридор и с выразительным грохотом захлопывая дверь. Пару минут мерит мою лучащуюся подозрительной бодростью и энергией персону нечитаемым взглядом и отвлекается на пытающуюся проскользнуть мимо него Раду.
В его свободной футболке, доходящей ей до середины бедра, с небрежным распадающимся пучком тёмно-каштановых волос и с расслабленной мягкой улыбкой она совсем не похожа на того строгого преподавателя, которого мы со Стасом привыкли лицезреть в универе. Так что нет ничего удивительного в том, что я ловлю мощный когнитивный диссонанс от такой вот домашней и кажущейся совсем юной Вишневской.
– Топайте в кухню, я сейчас, – бросает она и скрывается в спальне с разворошённой кроватью, свидетельствующей о том, что им с Градовым было чем заняться до моего прихода. И я даже испытываю что-то отдалённо напоминающее муки совести, наблюдая за Радой, переодевшейся в широкие фиолетовые с желтыми ромбами шаровары и снежно-белую футболку с оптимистичной надписью: «Рабочий день сокращает жизнь на восемь часов».
Девушка напевает что-то мелодичное себе под нос, готовя самый обычный омлет с помидорами и сыром и обжаривая на сковородке аппетитно пахнущий бекон. А я сижу на стуле и глотаю слюни, мысленно переносясь в маленькую кухоньку Беловой и до малейших деталей воспроизводя наши с ней поздние завтраки.
– Кофе будешь? – Вишневская ненадолго отвлекается от дежурного блюда, прижимается к виску Градова щекой и зарывается в его волосы, машинально перебирая короткие пряди. Она буквально светится искрящимся всеобъемлющим счастьем, перетекающим с кончиков её пальцев к Стасу, и совершенно очаровательно смеётся в ответ на плоскую бородатую шутку Града.
А я им по-хорошему завидую и со всего маха впечатываюсь в осознание того, что тоже хочу чего-то такого искреннего, светлого и настоящего…
– Он что, влюбился, да?
Углубившись в самоанализ, я целых пять минут не замечаю Вишневскую, трясущую передо мной полной тарелкой еды. И упорно делаю вид, что не вижу, как выразительно и ехидно скалится Градов, придвигая Раду к себе, приобнимая её за плечо и что-то шепча ей на ухо.