На моё счастье, перед зданием клуба стоит машина с шашечками, и я бесцеремонно отрываю водителя от сигареты и называю отпечатавшийся на подкорке адрес. С бьющимся в горле сердцем слежу за дорогой, чуть не забываю на заднем сидении айфон и опрометью выкатываюсь из такси ещё до того, как глохнет мотор. По обыкновению, протискиваюсь в Белкин подъезд за уже знакомой мне парой молодожёнов и взлетаю на нужный этаж, грозя выломать к чертям дверь.
И я готовлюсь обрушить на Белову все свои претензии, только в раз осекаюсь, давясь застывшими на кончике языка словами. Потому что открывшая мне девушка с убитым взглядом и сгорбленными плечами меньше всего похожа на язвительную и бойкую Ларку, способную послать любого по такому маршруту, откуда не каждый вернется.
– Ла-а-ар, – я смотрю в грустные глаза и пытаюсь стереть подушечкой большого пальца не высохшие ещё слезы, чувствуя себя последним козлом.
И надо, наверное, во всем разобраться. Озвучить сонм толпящихся в мозгу вопросов и получить такие необходимые ответы. Расставить все точки над i и прояснить, кем приходится Беловой блондин на бэушном харлее. Но я не делаю ничего из вышеперечисленного.
Я заталкиваю Белку внутрь квартиры и, громко шарахнув дверью, впиваюсь жалящим поцелуем в её губы, стирая с нежной кожи вкус соли. Ломаю хлипкий протест в желании доказать, что она принадлежит только мне и никто больше не вправе на неё претендовать. Гадский инстинкт собственника!
Я прижимаюсь к её телу своим, высекая сноп искр между нами, пробегаюсь пальцами вдоль позвонка, выбивая «моя», и запутываюсь в её недлинных пшеничных волосах. Глохну и слепну от накрывших меня ощущений, сродни мощнейшему цунами, и не могу выпустить Белову из своих рук.
Я понимаю, что нельзя торопиться. Что обязательно нужно дать право выбора, вдруг девчонка решит выставить меня вон. Но не могу ничего с собой поделать, сминая мягкую ткань свободного Ларкиного свитера.
– Прости, – хриплю в её аккуратные чувственные губы и трусь щетиной о щеку, надеясь, что завтра Белка меня не проклянет.
Глава 14
Белка
Где-то мерно тикают часы. Капает вода из плохо закрытого крана. Назойливо дребезжит настойчивый будильник.
Я медленно открываю глаза, уставившись на потолок. И первые пару секунд честно пытаюсь понять, как же так получилось. Ещё вчера я собирала себя по осколкам и глотала горькие слёзы, стирая капли крови с дрожащих пальцев. Ещё вчера я всеми фибрами своей души ненавидела Стрельцова, я разбивала собственную гитару на крупные нелепые осколки и рыдала, как раньше, забившись в самый дальний угол комнаты. Ещё вчера я клялась всем, что у меня осталось, что никогда (никогда!) больше не подпущу никого так близко, так опасно близко…
Ещё вчера. А потом жизнь сделала очередной кульбит, и теперь я не могу.
Не могу отпустить, не могу разорвать стальные объятия. Не могу сделать вдох, и сжигаю весь кислород в жадном лихорадочном поцелуе. Не могу остановиться и не хочу останавливать. И сердце так больно колотится о рёбра, а в голове рефреном звучит треклятое и по-детски эгоистичное «Мой!».
Мой…
Это слово полынным мёдом растекается на языке, оседает сладкой горечью в душе. Я невольно жмурюсь, даже не пытаясь стереть выступившие на глазах слёзы. И тихо, почти беззвучно смеюсь, когда на очередной пассаж будильника слышу недовольно ворчание откуда-то в районе моего живота.
– Грёбанный телефон…
Пашка ворочается, подтягивается выше и подгребает меня к себе под бок. Оставляет колючий поцелуй на моём плече и утыкается носом в затылок. И выдыхает мягко и самоуверенно:
– Доброе утро, Белка…
– Доброе, - хрипло выдыхаю в ответ и снова жмурюсь. Теперь уже от ненавязчивых ласковых прикосновений. Проворные хитрые пальцы скользят по обнажённой коже моего живота, рисуя никому не понятные узоры. И я дрожу от предвкушения чего-то нового, горячего, личного, что разливается по венам жидким огнём. Дрожу и прижимаюсь ближе, зарываясь пальцами в спутанные чуть волнистые волосы парня.
– Я дурак, да? – Стрельцов поднимает голову, заглядывая мне в глаза. Очерчивая костяшками пальцев линию моего подбородка.
– Да, – я не спорю и улыбаюсь. Робко, неуверенно. Не зная, что последует за этим странно самокритичным вопросом. Протягиваю руку и разглаживаю пальцем хмурую складку между его бровей.
И вздрагиваю, когда Пашка прижимается щекой к моей ладони. Его непривычно серьёзный взгляд скользит по моему лицу, спотыкается на губах.