– Я заставлю тебя выбрать меня, – наконец, выдыхает он зло, впиваясь в мои губы грубым жестким поцелуем. Так, что я забываю, как дышать. Снова. Так, что моя хрупкая, личная реальность оседает мелкими осколками вокруг нас, разлетается под натиском эмоций и чувств. И становится плевать на то, что будет завтра. На слухи, досужие сплетни и никому не нужные разговоры. На все табу и разделяющие нас противоречия. На пары чёртовой математики и Ворона, обещавшего зайти ко мне после обеда.
Плевать. На всё.
Во второй раз я открываю глаза далеко за полдень. Моргаю пару раз, пытаясь осознать, где я и который сейчас час, и вздрагиваю, услышав голоса в коридоре. Схватив чужую футболку, скатываюсь с дивана и натягиваю её на себя. И вылетаю из комнаты, с разбегу врезаясь в спину стоящего там Пашки.
– Привет, малая, – хрипло смеётся Ворон и, делая шаг вперёд, треплет меня по спутанным волосам. – Я смотрю, теперь мне за тебя не стоит беспокоиться? Твой Цербер уже минут пять обещает мне что-нибудь сломать. Качественно и надолго.
– Не стоит, – я киваю, обнимая Стрельцова за талию, и утыкаюсь носом в его плечо. Улыбаюсь в ответ на очередной смешок братишки и тихо добавляю то, о чём, по-хорошему, давно пора было рассказать. – Паш, мы с Вороном в одном детдоме были. Он…
– Считай, что я её старший брат, – перебивает меня Сергей и криво усмехается в ответ на растерянное молчание Пашки. – Ладно, Белёк. Вечером созвонимся. А ты, – он тыкает в сторону парня своим мотоциклетным шлемом. – Береги её, Цербер. Обидишь, пеняй на себя.
Ворон исчезает из моей жизни так же стремительно, как и появляется в ней. Он всегда такой: приходит, когда не ждёшь, уходит, не попрощавшись. Оставляя после себя ощущение тепла и осознание того, что он рядом. И это я ценю куда больше громких слов и клятвенных обещаний.
Намного больше.
Повисшее неловкое молчание разбивает тихий нервный смешок. Стрельцов вдруг резко разворачивается в моих руках, толкает меня назад и вжимает в стену всем телом. Обхватывает ладонями лицо и долго-долго смотрит в глаза. Словно ищет там какой-то ответ.
– Прости, Белка, – рвано выдыхает мне в губы, утыкаясь лбом в мой лоб. – Я у тебя такой идиот…
– Ага, – я улыбаюсь, зарываясь (в который раз!) пальцами в его волосы на затылке. Скольжу руками вниз, по широким плечам, застываю с прижатой к груди ладонью, чувствуя, как сильно бьётся Пашкино сердце. И вздыхаю, растягивая губы в неловкой смущённой улыбке. – Мой идиот.
– Твой, – эхом откликается Стрельцов и стискивает меня в крепких медвежьих объятиях. Чтобы спустя секунду разрушить воцарившуюся между нами идиллию банальным и совершенно неуместным вопросом. – Эм… Белка, тут такое дело…
– Что?
– А завтрак будет?
Я смеюсь, уткнувшись лбом в его плечо и обнимая за талию. Бью кулаком в живот, не сильно, но так, чтобы не расслаблялся. И впервые за долгое, очень долгое время чувствую себя…
Счастливой. Любимой. Живой.
– Я тоже люблю тебя, Белка, – тихо и доверительно шепчет Пашка, не желая выпускать меня из своих рук. И в этот раз мой ответ уже не имеет значения.
Всё понятно и так.
Бонус
Пашка, три месяца спустя
– Пашка, я не готова! – едва слышно шелестит Ларка и, потупившись, пытается расцепить наши сплетённые пальцы.
Я же в ответ на этот нервный, полный волнения жест медленно останавливаюсь, поворачиваю девушку к себе и обхватываю её лицо ладонями. Ловлю её растерянный взгляд и, набрав кислорода в лёгкие, выдыхаю.
– Белка, всё будет хорошо!
В конце концов, это просто день рождения моей младшей сестры и знакомство с родителями, а не преодоление полосы препятствий на время. Хотя, подозреваю, что Белова бы без колебаний предпочла второе первому и с вящим энтузиазмом брала бы барьеры, лезла бы по канату и измазалась в грязи.
– Белка, если тебе что-то не понравится, мы сразу уйдем…
– Правда?
И столько волнения в её чуть охрипшем бархатном голосе, что я не могу удержаться и осторожно касаюсь приоткрытых искусанных губ. Бережно, как хрустальную вазу, прижимаю Белову к себе, чтобы поделиться железобетонным спокойствием, которого у меня с лихвой. И забираюсь пальцами под стильное пальто мятного цвета, подаренное мной Белке на Новый год после жарких двухчасовых споров и отброшенных мной доводов, что она не может себе такое позволить.
С огромной неохотой я прерываю наш сладкий тягучий поцелуй и трусь носом о холодный Ларискин нос. Хочу сказать, что она замечательная. Что ей очень идёт это бежевое платье тонкой вязки с высоким воротником. И что я до сих пор не могу поверить, что при всех моих недостатках она выбирает меня. Но не успеваю, потому что позади открывается дверь и раздается тактичное приглушённое покашливание.