Первым делом я поправляю полы Белкиного пальто, потом возвращаю на место несколько выбившихся из её нарочито-небрежной причёски прядей и поворачиваюсь к стоящей на пороге маме, не пряча широкой довольной улыбки.
– Привет, ма.
– Здравствуйте, – эхом мне вторит Белова и нерешительно скользит в коридор, заливаясь мягким застенчивым румянцем.
И сейчас она меньше всего походит на безбашенную оторву, рассекавшую со мной наперегонки на горных склонах каких-то несколько дней тому назад.
Мы располагаемся в большом залитом светом десятка искусственных лампочек зале. Вручаем Милке айфон последней модели, на который она пускала слюни пару месяцев, и без особо энтузиазма ковыряем вилками в лишённой вкуса и запаха пище. Потому что врач прописал отцу безглютеновую диету, и теперь в холодильнике нельзя найти ни куска мяса, ни завалящейся крошки торта. И от этого становится как-то грустно.
Так что мы отбываем положенный час из вежливости и сматываемся из обители двух стоматологов, помешанных на работе, на третьей космической. Вываливаемся из подъезда с громким хохотом, скользим по раскатанному ребятней льду и со всего маха влетаем в огромный сугроб. И я не могу насмотреться на сверкающие на ресницах у Белки снежинки. А ещё не предупреждаю её о том, что дома нас ждёт сюрприз. Худой такой, высокий. С говорящей многое о её владельце татуировкой в виде огромных чёрных крыльев сюрприз.
– Во-о-орон!
Лариска оглушает нас с Вороновым радостным криком, стоит мне только зажечь свет в прихожей, и срывается с места, повиснув на шее у немного раздавшегося в плечах блондина. Кажется, с последней нашей встречи он ещё повзрослел и стал серьёзней. Правда, ехидная саркастичная улыбка по-прежнему играет у него на губах.
– Ну, здравствуй, Белёк!
Он осторожно опускает Лару на пол, взлохмачивает её медно-русые волосы и, порывшись в карманах потёртых серых джинсов, протягивает Беловой так много значащую для них карамельку – «Рачки». И от этого искреннего в своей простоте жеста у меня начинает щемить в груди, как будто туда серной кислоты налили. Ну, не могу я ревновать Лариску к человеку, который столько лет заботился о ней в детдоме. Теперь, когда знаю всё и немного больше о своей Белке, не могу.
– Привет, Ворон!
Я с радостью пожимаю теплую широкую ладонь Сергея и иду на кухню ставить чайник. Попутно надеясь откопать там хоть что-то съестное, потому что желудок голодно урчит и грозится устроить жестокую забастовку. К счастью, в холодильнике находятся остатки заказанной с утра пиццы с ветчиной и грибами и даже полсковородки жареной картошки.
И мы устраиваем себе импровизированный пир, набрасываясь на разогретую еду с аппетитом голодных волков. Запиваем все эти вкусности горячим сладким чаем и перебрасываемся остротами и последними новостями.
– Надолго к нам? – я спрашиваю у Воронова, подгребая Белову к себе и окружая ее кольцом рук. Неосознанно зарываюсь носом в её волосы, рассыпавшиеся по плечам, и чувствую себя как никогда дома. К слову, с её переездом в моей холостяцкой берлоге стало намного уютнее, и этот факт меня ни разу не парит.
– Как пойдёт, – деланно-безразлично хмыкает Сергей и, выдержав секундную паузу, цедит сквозь зубы. – Отец мой объявился.
Признание падает между нами, подобно гранате с выдернутой чекой, и Белка долго хлопает ресницами и не может вымолвить ни слова. Она мудро проглатывает наверняка крутящиеся у неё на языке вопросы и, обняв парня и пожелав ему спокойной ночи, исчезает в спальне. Пока я мешкаюсь и топчусь рядом с диваном, на котором сидит Воронов, по-турецки скрестив ноги.
– Наш дом – твой дом, – я несильно сжимаю онемевшими пальцами его плечо, только догадываясь, какая буря может бушевать на душе у детдомовца, и оставляю Ворона разбираться со своими демонами.
Закрыв за собой дверь и скинув футболку, я ныряю к Беловой под одеяло. Невесомо мажу губами по её виску и притягиваю ближе к себе, устраивая ладони у неё на животе и вслушиваясь в ровное тихое дыхание.
Главное, ей больше не снятся кошмары по ночам. Со всем остальным мы обязательно справимся.
Конец