Конечно она соглашается. Предложение выглядит уж слишком шоколадно, чтобы позволить себе отказаться. К тому же, кто упустит шанс заработать практически свою месячную зарплату за каких-то пару недель?
Возвращаясь вечерами, муж неизменно застаёт её за швейной машинкой и, смотря на исколотые пальцы, только недовольно поджимает губы.
— Тебе так нужны эти деньги? — спрашивает он через неделю, не выдержав. — Я могу взять несколько подработок, чтобы ты вместо ежевечернего шитья сходила погулять или потанцевала на специальных курсах.
— Знаю, — жмёт плечами Света. — Но ты даже не представляешь, как это интересно. К тому же, я тоже хочу сделать нашу жизнь лучше…
Двести сорок шесть кофточек одинакового кроя можно успеть отшить за двенадцать часов. Это длинная, изматывающая смена на заводе, полутёмные помещения которого озаряются специальными лампами «для защиты зрения» только во время ежегодных проверок. В остальное время работники вынуждены пользоваться налобными фонариками, куда вставляются либо батарейки, либо перезаряжаемые аккумуляторы. Ещё, если ты не слишком аккуратно действуешь со старой советской швейной машинкой или твои руки и ноги действуют недостаточно синхронно, то для работы приходится постоянно покупать пластыри, йод и перекись, чтобы выводить кровь с испорченных вещей. Каждая машинка в помещении обладает собственным «характером» и поэтому работницы предпочитают не менять своё место годами, ведь при наличии постоянных проблем ты в конце концов научишься их решать, не жертвуя при этом качеством продукции. К сожалению, завод работает в режиме «нонстоп» с момента основания в 1957 году, поэтому во время отдыха твой стол по правилам занимает представительница другой смены. Так что проверять стол на устойчивость, а машинку — на отходящие части и «пустое» нажатие на ножную педаль — обычное начало рабочего дня. И когда Света, нажав ногой, чувствует странное покалывание в плече, выработавшаяся за несколько лет привычка к определённому углу наклона подсказывает, что что-то явно не так. Она нажимает ещё раз, на сей раз — медленней и осторожней, и снова ощущает лёгкий дискомфорт.
— Можно позвать мастера проверить машинку? — спрашивает женщина вошедшую в помещение старшую и снова налегает на качающийся стол. — Не могу понять, что с ней, может попало что-то?
— Посмотри винты, если шляпка где-нибудь выскочила, то просто подкрутить надо, — спокойно советует та и достаёт крупный фонарь, с которым можно разглядеть другой конец города. — Давай подсвечу.
Они наклоняются вместе, и только поэтому, наверно, особых жертв не случается: и так сильно качающийся стол внезапно разваливается на куски, и тяжёлая столешница с «вшитым» прямо в дерево металлическим основанием для швейной машинки и самой машинкой опускается на пару плеч сразу. Старшая охает, почти падает на колено и Света непроизвольно напрягается, помогая ей выйти из-под удара. Синяки всё равно обеспечены, но теперь хотя бы не сломает ничего. У неё самой в спине что-то странно хрустит, и тело будто проваливается вниз, после удара об пол перед глазами на секунду темнеет.
— Помогите! — слышится где-то рядом. — Поднимай, поднимай! Возьми ближе, а то задушит!
— Позовите сторожа, он сильнее!
— Он пьяный валяется уже вторые сутки, с чем поможет?! Хватайся и потянули! Потянули!
— Но у меня ногти!
— К чёрту твои ногти! Тянем! Взяли! Раз! — не дающая вздохнуть тяжесть на спине и груди немного слабнет. Света хрипит, втягивая воздух, и её тут же придавливает снова, — С ума сошла! Сказали же тянуть!
— Край скользкий, выскальзывает!
— Хрен из тебя обычно выскальзывает, потаскуха, а край ребристым сделали специально на такой случай! Девчата, тянем!
Когда столешницу с них всё-таки стягивают, Света первым делом переворачивается на спину и, смотря в раскрашенный кровавыми пятнами потолок, несколько минут просто дышит, до смерти радуясь возможности получить-таки кислород. Со временем ей удаётся понять, что красные разводы только у неё в глазах, а потерявшийся в полутьме потолок наверняка чист, но легче почему-то не становится. Совсем рядом кто-то тормошит старшую, суетится с водой и пытается вызвать скорую. Та отмахивается, привычно легко поднимается на ноги и подаёт руку до сих пор едва дышащей Свете.
— Давай, милая, на ногах всё легче переносится.
— Не уверена, что пока готова снова встретиться с этим миром «лицом к лицу», — тихо шутит Света. — В последний раз вышло не очень.
Кто-то смеётся, слышится тяжёлый и раздражающий цокот каблуков в коридоре, потом гулко ухает дверь. Старшая морщится от излишне резкого звука, осторожно оглаживает голову.
— Спасибо, — говорит она одними губами.
— За что?
— Ты знаешь.
Спина болит, но не настолько сильно, чтобы идти к врачу. Света потягивается, пробуя прострелит ли болью плечо или поясницу, но там всё относительно равномерно ноет и зудит, значит — в порядке. В самом начале работы здесь она уже видела нечто подобное, но тогда всё закончилось гораздо плачевней: работница сразу не поняла, что происходит, вырубилась от удара и едва не умерла от удушения. Откачивали её уже в несущейся на всех парах скорой, а завод после этого несколько недель посещали проверки, неизменно заканчивающиеся в кабинете директора за накрытым столом. В это время яркий свет не гасили, но, стоило в документах появиться всем необходимым подписям, как тут же погас, и работницы снова погрузились во мрак.
— Ты как? — присаживается рядом на корточки Ильина, — Встать сможешь?
— Пока отдышусь.
— Порядок?
Привычный отзыв-пароль, вот только Свете почему-то совсем неспокойно. Она коротко кивает вместо ёмкого «порядок» и отворачивается, приваливаясь к непонятно как устоявшему подстолью. Гладит прохладный металл и представляет себе ледяное тело под простынёй, которым могла бы стать, прояви кто-то неторопливость или излишнюю осторожность.
Она могла умереть.
Нет, не так. Пальцы нащупывают углубления для винтов. Пустые. Ровный срез толстого даже на вид лака слишком аккуратен для «самостоятельно» высвободившегося винта. Ради интереса Света проверяет остальные пять. Там тоже пусто.
Ошибка.
Её чуть не убили.
— Винтов нет, — произносит она в пустоту. И дёргает к себе старшую за край длиной юбки, уже громче произнося: — Винтов нет. Их было шесть и нет ни одного!
— Бредит, что ли? — звучит из темноты. — Как сразу шесть винтов могли выпасть?
— Верно, — ощупав дырки, старшая подносит к ним фонарик и осматривает края. — Девочки, выворачиваем сумки и карманы!
— Что? С какого это…
— Живее, прямо на стол! Ничего не утаивайте, если не хотите попасть под подозрение! Ну!
— Да что случи…
— Кто-то срезал лак и выкрутил шесть винтов, даже «страховочные». Мы обе чуть не померли, Баранова вон до сих пор едва дышит. Так что я сейчас подсвечу столы, а вы по очереди выворачивайте сумки. Не думаю, что окружающие найдут в ваших вещах что-либо интересное, у них свои заботы. Быстрее, не тормозим работу!
Старшая кричит и требует, грозит штрафами и полицией, так что девочки поочерёдно выворачивают сумки на свои столы прямо поверх ткани, однако через двадцать минут не находит ничего. Неудивительно. Если кто-то и был достаточно умён, чтобы спланировать «несчастный случай» за день вперёд, то он явно предусмотрел подобный вариант развития событий и замёл следы.
— Мне надо подышать, — сообщает Света, но её никто не слышит, все слишком увлечены разбором собственных сумок. — Ай! Осторожней! — резко распахнувшаяся дверь бьёт по голове, и женщина непроизвольно отступает. Замершая на пороге Катя бросает злой взгляд и молча просачивается к своему месту. — Вот странная.
В туалете она открывает воду и, слушая странный стрекот в изгибе трубы, морщится от раздражающей головной боли. Опирается руками на края раковины и борется с желанием подставить голову под струю, чтобы немного успокоиться. Её трясёт, мир странно кренится и, с трудом удержавшись на ногах, Света опускает глаза вниз, туда, где почему-то копится вода.