Выбрать главу

Теперь Света понимает, что, возможно, стоило попробовать, но кому нужна уставшая женщина под тридцать, когда можно найти без малого сотню молоденьких девочек, ещё не обросших мужьями, обязательствами, тёмными кругами под глазами и лишними килограммами? Вот раньше…

Она мечтательно вздыхает, что не укрывается от соседки, от удивления даже перестающей строчить на машинке. Всё-таки предаваться мыслям на работе слишком опасно — можно увлечься и не заметить, как течёт время.

— Свет, ты чего? — испуганно спрашивает женщина. — Ты чего удумала? Ты это, не глупи, а то Алёнка тоже так вздыхала, а потом бросила всё и убежала «за мечтой», теперь пороги обивает, пытаясь обратно устроиться. А у нас уже всё, место занято. Так что ты это… — несколько секунд пожевав губами, она решительно повторяет: — Не глупи!

— Да не собираюсь я убегать, — отмахивается Света. — Не дура же, место хорошее, платят вовремя. Просто… у меня ведь когда-то были мечты, амбиции, жажда покорить этот мир…

— О, так это у всех было, — расслабляется та. — Любая девчонка хочет стать знаменитой актрисой или писательницей, или моделью, или… да мало ли дури на свете может быть?

Света запоздало одёргивает себя, чтобы не закричать «это была не дурь!», привычно проглатывая рвущиеся наружу вопли. Женщина рядом всё равно не сможет понять всю иронию ситуации, когда девочка, мечтавшая шить одежду на заказ, сама села за швейную машинку. А ведь они выросли в соседних дворах, почему же так сложно вспомнить имя?

— А ты… о чём мечтала? — осторожно спрашивает Света, пытаясь по лицу товарки опознать одну из тех девочек, вместе с которыми прыгала через резинку. — Ну, когда была моложе?

— Шить, — ёмко отвечают ей.

— А… до того?

— Полицейской, — равнодушно отвечает женщина и Света моментально вспоминает хрупкую светловолосую девчонку на год младше, которая постоянно крутилась в компании мальчишек, игра с ними в «регулятора движения» по книжке в картинками. Остальных девочек в игру никогда не пускали, ведь «милиция должна быть одна», но… — Хотела ходить в форме и быть главной, проверять документы у водителей… — она на секунду замирает, словно слишком глубоко погрузившись в прошлое. — Да глупости это всё, вон как хорошо устроилась, жаловаться не на что!

— Но ведь в районном центре есть колледж, можно было…

— Тебе, что, больше всех надо? — вскинувшись, закричала женщина. — Занимайся своим делом, вон, строчка уже кривой вышла!

Света опустила глаза на ткань. И правда. Кривая, непонятно откуда взявшаяся плешивая строчка с кусками «левой» нитки, попавшей в шов. Как так? Она ведь всегда аккуратна, осторожна, ничего не портит, постоянно получает премии за отсутствие брака…

Димика не оказалось дома.

Непривычная к такому положению вещей Света полчаса кружила по квартире в поисках мужа, словно тот и вправду мог затаиться в куче неотглаженного белья в углу дивана или в тёмном углу под ванной, скрывшись за висящей на соплях шторкой. И только потом, тяжко вздохнув, признала: его нет. Не то что бы это открытие настолько шокировало, но… Свой выходной Димик всегда проводил одинаково: на диване с телевизором с поправкой на позу и канал, причём происходящее на экране не вызывало у него никаких особых переживаний, больше служа фоном для свободного течения мыслей. Так что Света привыкла, уходя утром на работу и оставляя мужа в каком-то месте, по приходу обнаруживать его ровно там же. С поправкой на позу, естественно.

Сразу после свадьбы, перебравшись в квартиру недавно умершей бабушки Димика, они договорились начать копить на собственную жилплощадь или хотя бы на улучшение условий в текущей. Вот только, если Света честно устроилась в ателье возле дома, «закрыв» выходные дни в своём обычном заводском графике «два через два», то её супруг… он называл это «не нашёл ничего стоящего», хотя на самом деле и не искал даже, проводя время на диване. Возможно, именно потому в их «Банке Будущего», стоящей на самой верхней полке шкафа, уже почти два года не было никакого особого движения. А может, и банки уже никакой не было, Света давно туда не заглядывала.

Не хотела лишний раз расстраиваться.

И злиться.

С большим трудом, но ей удалось принять простой факт, что Димик ни за что не поднимется с дивана без веского повода. А заодно и то, что её крик и плач таковыми не считаются. Ещё больших усилий стоило осознание собственной ошибки, ведь на обычных бестолковых мужей, посвящающих всё свободное время “заседанию алкоклуба” или чему-то подобному можно хоть ругаться, а если он постоянно находится рядом и преданно заглядывает в глаза… за что корить? За безынициативность? А не слишком ли она обнаглела уже?

Ключ заскрежетал в замке в районе десяти и за прошедшие три часа Света успела известись сама и извести окружающих, позвонив буквально всем, кто брал трубку в пятницу вечером. Вошедший в квартиру муж совершил невероятное.

Потому что сначала в квартиру «вошёл» букет.

Необъятных размеров пучок крупных роз, обёрнутый в золотистую бумагу, перекочевал в руки хозяйки дома, а «хозяин» почти сразу заперся в туалете. И, ставя цветы в никогда прежде не использовавшуюся хрустальную вазу, Света впервые не почувствовала раздражение от этого факта. Так что, когда Димик через двадцать минут соизволил покинуть «комнату раздумий», только мягко сообщила, что ужин не готов.

— Ничего, я уже поел, — отмахнулся мужчина. — Заскочил по работе кое-куда, там накормили.

Вопросы сами полезли изо рта, но Света снова сдержалась. Втянула воздух, задыхаясь от невероятного запаха, и улыбнулась сама себе.

Налаживается.

Кажется, всё налаживается…

Вечером Димик занял «пост раздумий» почти на час, но даже это не смогло разрушить ореол счастья. Света кружила по дому, стирая пыль со всех поверхностей и впервые за три года решила погладить постельное бельё. Она уже почти добралась до пододеяльника, когда услышала жуткий грохот. Подорвалась, выскочила в коридор, резко втянула ртом воздух, чтобы закричать… и закашлялась. В узком коридоре стремительно оседала пыль, с верхушки качающегося шкафа валились на пол шапки, давно за ненадобностью облюбованные молью, где-то под подставкой для обуви в последний раз грустно тренькнула детская неваляшка, и в середине этого безобразия, держа в руках оторванный от стену турник, испуганно хлопал глазами сидящий на заднице Димик.

— Я это… ну… взялся… подумал, что надо… это…

— Поправить, что ли? Ты ж уже четыре раза перевешивал, ежу понятно, что в пятый всё на хрен выпадет из стены, тут надо…

— Да нет, — задумчиво почесав затылок, Димик осмотрел грязные винты и осторожно опустив турник на пол. — Думал позаниматься.

— Чем?

— Ну, спортом.

Света нахмурилась. В её памяти не нашлось ни одного момента, когда турник использовался по прямому назначению. Было целых три раза, когда на него вешалось отглаженное длинное платье. Дважды Димик, то ли в шутку, то ли в назидание, вешал свои беговые кроссовки за шнурки, а ещё…

Что-то случилось?

Когда?

Как она не увидела чего-то столь масштабного?

— Тогда хоть пробегусь… — пробормотал мужчина. Света тоскливо окинула взглядом созданный им беспорядок, представляя сколько сил потратит на мойку пола, и утопала на кухню за шваброй. — Слушай, а мои кроссовки? — донеслось ей в спину. — Ну, красные такие, беговые, помнишь?

Женщина замерла в дверях, слушая собственные мысли. Кроссовки? Кроссовки… да что вообще происходит? Какого…

— Ладно, просто на турнике покачаюсь во дворе.

Хлопнула входная дверь, привычно заскрежетал замок. Света бросилась следом, но, сколько ни дёргала проклятую щеколду, так и не смогла открыть. Что ж, ожидаемо: замок сломали лет за десять до их свадьбы, глупо было вообще предполагать, будто он магическим образом починится сам, без применения не растущих из задницы рук. Усевшись на ещё помнящую Сталина низкую табуретку, женщина уронила лицо в ладони, оглядывая беспорядок и мысленно составляя порядок действий. Сначала она прометёт пол, потом надо вынести во двор коврик и как следует отбить его на снегу от пыли и грязи, затем тряпкой… Кто-то из возвращающихся домой соседей хлопнул дверью с такой силой, что в квартире привычно задрожали стёкла старых сервантов, а одно, видимо, уже не способное удержаться на месте даже молитвами хозяйки, обрушилось на пол, рассекая линолеум и разваливаясь на сотни острейших кусочков.