Он замолкает, теребит галстук.
— И почему же? — не выдерживает женщина минуту спустя.
— Потому что…
В дверь звонят. Света поднимается, чтобы встретить курьера, но муж её мягко оттесняет, заставляя сесть обратно за стол.
— Это «извинительный ужин», так что я должен сделать всё сам, — он и правда кружит вокруг: расставляет тарелки, наполняет их потрясающе пахнущими порциями пасты, высыпает салат в большую миску, разливает вино… — Мне нравится быть рядом с тобой. То счастье, что переполняет меня от осознания, что ты заботилась обо мне долгих два года и, вероятно, заботишься обо мне и теперь, невозможно измерить. Ты всегда была безусловно предана, именно поэтому я даже не знаю, как отплатить за эту ощущение безопасности. Ты позволяла мне быть собой, копаться в себе, думать только о себе, вообще концентрироваться только на себе, забыв об остальном мире. Ты защищала меня от соседей, случайных прохожих, бытовых мелочей… Однажды я проснулся, словно вынырнул из-под толщи воды, и понял самого себя. Это было невероятное, чудесное открытие, перевернувшее мою жизнь. И ты… была первым, что я увидел, открыв глаза. Ты стала точкой опоры, ради тебя не страшно и не тяжело перевернуть этот мир. Ты достойна гораздо большего, чем можешь получить, сидя в той глуши, где родилась.
— Поэтому мы увёз меня из родного города? Ради лучшей жизни?
— Прости…
— Я ни в чём тебя не обвиняю, ты знаешь. Лишь иногда, когда слишком сильно злюсь, могу позволить себе стать грубой и высказаться насчёт некоторых решений.
— Ты никогда меня не критиковала. Даже от злости. Словно принимала по умолчанию любое решение. Ты… как тебе удаётся просто принимать меня таким, какой я есть?
— А я не знаю, какой ты на самом деле, — признаётся Света. — И никогда не знала. Мне было достаточно понимать твоё желание жениться на мне, чтобы сказать «Да» в ЗАГСе, и достаточно признавать твоё умение вести машину, чтобы сесть рядом. Я никогда не пыталась… понять истинную суть твоих действий. И поэтому, наверно, мы так и не смогли открыться друг другу, — она грустно вздыхает. — Это прощальный ужин?
— Нет, что ты! Конечно я не собираюсь расставаться, просто…
— «Просто» что? Дим, ты никогда не думал о том, почему у нас всё так спокойно и размеренно, несмотря на проблемы? Мы же никогда всерьёз не ссорились, не выясняли отношения и не… как это называется, когда люди тратят целый вечер на высказывание претензий, которые всё равно ничего не изменят?
— Скандал.
— Да, точно, — притворно улыбается Света. — У нас никогда не было полноценных скандалов. Так, лёгкие тёрки по мелким поводам. Посуда, сиденье унитаза, маленькая квартира? Люди из-за такого разводятся, а мы даже не считали нужным обсуждать. Знаешь, вероятно это из-за того, что на самом деле, где-то в глубине души, нам друг на друга наплевать.
— Это неправда.
— Думаешь? — она сжимает губы, чтобы не выдать что-нибудь вроде «ты поэтому изменял?». — Ты правда думаешь, что нас… объединяет нечто большее?
Света молчит. Их брак с её стороны с самого начала был основан на желании жить «взрослой жизнью», иметь что-то своё, «быть как люди». Будучи молоденькой дурочкой, она наивно полагала, будто брак и мужчина рядом способны исправить целый мир. Момент осознания наступил слишком поздно и однажды она обнаружила себя стирающей носки и вкалывающей по двенадцать часов в полутёмном цеху взрослой женщиной двадцати трёх лет отроду. Рано состарившейся и ненавидящей любого, кто рискует выделять из общей массы, особой.
Старухой.
Переездами и необходимостью общаться с людьми он заново сделал её молодой и сильной, а трудности и заботы — омолодили тело, сделав его крепче. Теперь она может смотреть на мир по-другому и даже иногда видит его краски.
Да, измена стала ударом, но не разрушила ни их брак, ни её саму. Скорее, заставила бесконечно задаваться вопросами о правильности некоторых решений. Но Димик остался рядом с ней, даже более того — решительно взялся за улучшение их быта. Он до сих пор крутится, проявляя своеобразную заботу. Хотя Света почему-то уверена, что муж снова изменяет.
— Ты любишь меня? — спрашивает она дрожащим голосом и сразу же получает ответ:
— Конечно…
Димик поднимается в шесть, принимает быстрый прохладный душ и запрыгивает в беговые кроссовки, которые его жена ещё с вечера затянула чуть-чуть потуже. Не заменив подлога, мужчина выскальзывает в подъезд и устремляется на лестницу. Услышав хлопок двери, Света моментально подрывается и торопливо натягивает спортивные вещи на влажное и разморенное со сна тело. Она вызывает лифт и, зевая, промахивается мимо кнопки, поэтому почти двадцать секунд просто находится в замершей кабине, лишь потом запоздало соображая о причине «застоя». В итоге Света вываливается на улицу уже когда её муж закончил перешнуровывать ботинки и скрывает за углом. Женщина запрыгивает на заранее арендованный велосипед и, движется следом.
Улицы почти пусты, лишь первые бегуны, то ли в край отбитые, то ли просто ненавидящие всех людей разом, медленно осваивают затёкшие за ночь ноги. Минут через десять медленно начинают выползать самые ранние собачники собачники, кто-то сонно переругивается между собой на третьем этаже дома, мимо которого на полной скорости проскакивает Света, вдали медленно едет на заправку бака поливальная машина. Через полчаса должны появиться мусоровозы и следить станет в разы сложнее, так что она крутит педали и старается не упустить из виду ядовито-зелёную — «тебе так идёт милый, я сшила её специального для самого модного бегуна района» — спортивную кофту. Димик, словно ей назло, то мелькает где-то на грани видимости, то появляется совсем рядом и приходится сворачивать во дворы, чтобы не поймали. Наконец он достигает стоящего немного на отшибе дома и, приложив магнитный ключ, исчезает в подъезде. Света подкатывает к закрывающейся металлической двери до того, как та успеет закрыться, но ждёт немного, не заходя. Только дождавшись, пока лифт на пять ступенек выше звоном известит о закрытии дверей, она позволяет себе проскользнуть внутрь и замереть перед табло с меняющимися цифрами.
Двадцать три.
Двадцать четыре.
Почему тут так много этажей, дом же выглядит совсем малень…
Двадцать семь!
Двадцать шесть, двадцать пять… Твою мать!
Двери открываются и пожилая женщина с мешком, полным мусора, вываливается в подъезд с крайне воинственным видом. Окатив Свету отвратительным запахом гниющей еды и подозрительным взглядом, она хромает к выходу и, не дойдя несколько шагов, останавливается, смотря что будет делать оставшаяся без надзора женщина. Света заходит в лифт и выбирает двадцать седьмой этаж, чисто чтобы не привлекать внимания. Всю дорогу до этажа она молится, чтобы никого не встретить, и, как и предполагалось, сталкивается с собачником. Мелкая шавка прыгает на месте, вцепляется ей в штанину и умудряется почти прогрызть плотную ткань.
— Лиззи, будь паинькой, — сонно бурчит хозяин, пока Света пытается оторвать от себя помесь крысы и опоссума. — Лиззи, пожалуйста, папочка так хочет спать…
— Может оттянете свою собаку?
— Это не моя собака, а жены, я просто вышел с ней погулять…
— Ладно, — бормочет женщина и, выхватив у него поводок, прицепляет его к ошейнику с затейливым «Лизетта», вышитым поверх кожи розовыми нитками. «Лизетта» взирает на её пальцы с плотоядным интересом, но штаны не выпускает. — Тяните!
Света сидит на ступеньках незнакомого дома с обрывками штанов в руках. Через тонкую ткань трусов задницу немного холодит, но это — лишь малая часть проблем, что непременно обрушатся на неё, стоит выйти на улицу, где уже во всю ходят люди. Пока она отходила от ужаса, самые ранние пташки уже выстроились в очередь на ближайшей автобусной остановке. А где-то даже слышны голоса детей.
Ужас.
Кошмар!
О чём она вообще думала, устраивая преследование как в шпионских фильмах, на что полагалась? Неужели на собственное везение и то, что планы всегда работают, когда вся жизнь ей диктует правильный ответ?