— Значит плохо искал. Я завтра буду стирать, и сама найду.
Димик нервничает весь вечер, потом выходит на балкон и, впервые за пару лет закурив, кому-то тайно звонит. Света растягивается на диване, через тонкую тюль наблюдая за тем, как муж бешено жестикулирует. Эта привычка из прошлой жизни, от отделался от желания постоянно размахивать руками во время разговора, но иногда, во время особо нервных моментов, вспоминает об этом. Видимо, сейчас всё настолько вышло из-под контроля, что других вариантов успокоиться уже не осталось.
— Да почему ты… — особо громко шипит Димик и, обернувшись, спохватывается. — Завтра поговорим. Да, завтра! Сказал же, что завтра! Да, конечно! Да буду, буду!
Он заканчивает разговор и выбрасывает сигарету.
— Нервное событие? — спрашивает Света его ещё в дверях. — Может, тогда завтра утром не пойдёшь на свою пробежку, а поспишь до нормального времени?
— А с чего ты взяла, что я пойду на пробежку?
— Угадала. Хотя нет, это было вполне ожидаемо. Ты так борешься со стрессом, и, если что-то серьёзное случилось, непременно побежишь.
— Ты так хорошо меня знаешь, милая…
«Даже лучше, чем ты думаешь, солнышко моё. И, раз уж я так долго изучала тебя, любимый мой супруг, никуда ты теперь не денешься. Пусть даже ради ребёнка внутри другой женщины»…
— Я беременна от Вашего мужа.
Света осторожно касается края чашки. Кофе слишком горячий, чтобы пить его сразу, пусть она и не намерена задерживаться надолго в неприятной для себя компании. Но, несмотря на всё неприятие ситуации, она была просто обязана согласиться на встречу. Чтобы разрешить ситуацию наиболее благоприятным для себя образом.
И всё же идти для этого непростого разговора в кафе было большой ошибкой. Теперь Наталья наверняка думает, что играет первую скрипку в происходящем, хотя ещё со вчерашнего дня совершенно ничего не решает. Ведь это Света наступила на Димика, заставив его снова встретиться с любовницей, и это она сунула ему в руки розовую футболку вместо привычной синей. Тихий намёк. Как здорово, что Наталья с первого раза поняла расстановку сил и ответила на вызов.
— Хотя Вы и так это знали, не так ли?
У Светы есть что ответить.
О, она бы могла многое сказать, начиная с отвратительного на вкус вредного для беременных кофе, и заканчивая отсутствием здравого смысла у женщины, решившей разрушить чужую семью. Но она только снова касается чашки и, убедившись, что та успела немного остыть, осторожно пробует содержимое.
Всё также мерзко.
— Боюсь, это невозможно, — медленно произносит она фразу, которую как следует отрепетировала перед зеркалом. — Дима бесплоден.
— Нет! Как это… Но вы двое же…
— У нас нет и никогда не было детей. Да Вы, наверно, и сами уже думали о том, почему у людей, которые провели в браке больше пяти лет, к тридцати ещё не возникло желания обзавестись малышами, правда? Теперь Вы знаете ответ. И одновременно понимаете, почему я так спокойна.
— Но почему он никогда…
— Видимо, в его глазах Вы не обладаете достаточной ценностью, чтобы сообщать о подобных мелочах, — ещё одна подготовленная фраза. Последняя. Случись что-то ещё и Света окажется совершенно не готова. Она и так уже тратит все силы на то, чтобы не расплакаться прямо при любовнице мужа. При беременной любовнице. Господи, как она дошла до такого? Что сподвигло её на встречу с этой женщиной? Как так получилось? О чём она вообще думала, когда шла сюда? — Простите, наверно, мне пора.
Наталья не останавливает её, только испуганно смотрит в чашку, словно не понимая, что происходит вокруг. Света отлично понимает это состояние: трудно держать себя в руках, когда мир рушится на голову. Она только надеется, что у любовницы найдётся достаточно мозгов, чтобы больше никогда не появиться на горизонте…
Света вешает новую рубашку на вешалку в самый дальний угол, прикрыв её чехлом от дублёнки, оставшимся ещё от прошлых хозяев. Она наперёд знает, как всё будет происходить вечером: сначала Димик сорвётся и, возможно, попытается поссориться, потом обязательно придёт извиняться и станет отвлекать её от факта отсутствия рубашки. И Свете, когда он будет ласковым и нежным, останется только пообещать сшить новую и через несколько дней достать заранее спрятанную вещь из шкафа. И всё, концерт отыгран, зрители аплодируют стоя, администрация считает выручку, фанаты в восторге, бар пустой и вот-вот закроются портьеры.
— Милая, я дома, — зовёт от входной двери Димик и, стоит ей подойти, вручает пышный букет роз: — Меня повысили, дали зарплату побольше и, похоже, скоро отправят в недельную командировку для повышения квалификации. Потом я думаю поступить в какой-нибудь ВУЗ, чтобы в будущем не останавливаться продвижении по службе. И ещё я люблю тебя…
— Ого, столько новостей за минуту.
— Ты же просила держать тебя в курсе, вот я и стараюсь, — он вешает куртку на край дверцы гардероба и обнимает, притягивая к себе. Осторожно касается пальцами щеки, проводит от уголка уха вниз до самой шеи. — Я постараюсь сделать так, чтобы ты больше никогда не оставалась в неведении и чувствовала себя в безопасности вне зависимости от обстоятельств.
«Тогда тебе не надо трахать других баб»
— Конечно, милый. Ты делаешь меня самой счастливой.
— Ты в последнее время такая довольная, я даже подозреваю, — он хитро жмурится. — Не завела ли ты любовника ненароком?
«Ну я же не ты, чтобы рисковать променять семью на какую-то бабу»
— Ну о чём ты говоришь, солнышко? — улыбается Света. — Просто после отпуска я чувствую себя… немного другой. Возможно, нам стоит чаще куда-нибудь ходить. Выберемся в кино на выходных?
— Ой, а я на этих не могу. Буду занят в стороннем проекте, да и на Ярмарку Профессий надо успеть.
— Куда?
— Ярмарка Профессии, там все университеты делают стенды, чтобы завлечь абитуриентов. Мне начальник посоветовал с этого начать, если хочу куда-нибудь пристроиться по-тихому. Но, честно говоря, я вообще не представляю, как всё успеть и какой ВУЗ выбрать…
— Я могу сходить за тебя, поговорить там с людьми и принести домой достаточно брошюр, чтобы был достойный выбор. Ну, если ты, конечно, хочешь выбраться в кино.
— Ты… сделаешь это ради меня? У тебя не так много выходных, к тому же…
— Я отказалась от школьной формы, ведь уже сентябрь и все желающие успели закупиться. Теперь занимаюсь мелкими заказами вроде подгонки одежды и доведения до ума созданными другими вещей.
— Ты никогда за это раньше не бралась. Заинтересовалась новым?
— Раньше я работала ради выживания. И денег. А теперь могу выбирать то, что требует полёта фантазии и минимального вложения времени.
— Значит, у нас стало что-то получше.
— Конечно, солнышко моё. Я с тобой так счастлива…
На фестивале шумно, весело и кое-где мелькают одиночки, а не привычные для подобных мероприятий пары «родитель в экстазе»-«ребёнок в шоке», где оба состояния вызваны одним и тем же: количеством стендов университетов, готовых открыть двери сразу после завершения школы.
— В моё время было совершенно непонятно что и как делать, — напутствует проходящая мимо женщина своему растерянному на вид чаду: — Поступали туда, куда говорили родители. Если они вообще знали, что есть такой университет. А если понятно не было, то ехали в Москву, несколько дней проводили в городе и выбирали то, что могли найти.
— Мам, ну что ты несёшь? — гнусавит парень, утирая мокрый нос. — Как можно не знать, что что-то есть, интернет же, ну!
— Не было у нас вашего хвалёного интернета, Сашенька. Был бы — я бы не мучилась в Авиастроительном вместо какого-нибудь экономического, где за красивые глаза зачёты ставят, не встретила бы твоего отца… — она на секунду замирает, чтобы притянуть сына к себе и звонко чмокнуть в нахмуренный лоб, — …и не было бы у нас такого замечательного мальчика, который станет юристом!
— Что? — разомлевшее чадо напрягается, но уже поздно: женщина унеслась вперёд, оттуда что-то радостно рассказывая. — Мама, ты же говорила, что поможешь поступить на графического дизайнера! Мам, ты обещала!