Рёбра ноют, колено странно дрожит, а руки все грязные, так что она направляется в ванную, где и теряет счастливо сознание от боли, приложившись головой о край раковины, чтобы прийти в себя на медицинской каталке. Над головой мелькают огни, кто-то негромко переговаривается совсем рядом, звучит недовольное «в смысле, теперь только ждать?», а потом её завозят в палату, где так светло, что режет глаза.
— Милая, ты очнулась! — заслышав недовольное бормотание, бросается к ней муж. — Я так испугался! Почему ты не сказала, что упала, я бы приехал…
— Я не так сильно и ударилась… — собрав мозги в кучу, отвечает Света. — Всего лишь поскользнулась, ничего серьёзного.
— Ты сильно ушибла рёбра, потеряла сознание от боли и приложилась о раковину так, что повредила лоб. Потеряла много крови, заработала сотрясение мозга и зверски напугала нас с Милой.
— С… кем?
— Мила напросилась в гости тебя проведать, ведь ты «очень сильно болеешь», — в голосе мужа неодобрение, но Свете настолько наплевать, что даже самой удивительно. — Я не смог отказать её из-за статуса. Представь же наше удивление: на полу куча сумок, ты не отзываешься, а в ванной весь пол в крови, половичок промок почти насквозь, и ты — раскинулась, словно помирать собралась. Бедная девочка в шоке, её положили под капельницу, Николай примчался в тот же миг, всё организовал и для тебя тоже. Это был полный кошмар.
— Он… здесь? — спрашивает Света и, поймав подозрительный взгляд мужа, выдаёт первое, что приходит на ум: — Неловко.
— Да уж, это жутко неловкая ситуация. К счастью, они оба с пониманием отнеслись к твоему состоянию и легко приняли необходимость быть осторожными несколько следующих недель.
Николай и правда здесь. Света слышит его голос в коридоре, вместе с громким стуком каблуков Милы. Девушка — его невеста надо быть милой. Она бесконечно напоминает себе об этом, однако, стоит двери распахнуться — тут же хмурится от раздражающих звуков чужих голосов. К счастью, Димик видит это просит гостей остановиться у двери.
— Она ещё не вполне пришла в норму, — бормочет мужчина. — Возможно, потребуется какое-то время, чтобы… восстановиться.
— О, а вы сможете хотя бы посетить свадьбу? Мне бы так хотелось…
— Милая, ты же видишь, Светлане нехорошо, — останавливает свою невесту Николай. — Мы можем зайти попозже, если это допустимо, а сейчас, наверно, уже пора домой. Время к часу ночи, а у меня рано утром вылет по делам.
— Да, конечно, — кивает ему Димик. Света не может поднять голову, но тепло чужих пальцев приятно греет ладонь. — И, как только вернётесь, мы будем ждать вас обоих на ужин. Моя жена уже наверняка успеет поправиться за две недели.
Две недели? Николай уезжает на две недели? Кошмар!
Света стонет и, по-своему поняв её сигнал, Димик выводит гостей прочь. Вместо него в палату заходит медсестра, вешает новый пакет с жидкостью для капельницы и, сама того не понимая, спустя несколько минут женщина уже сладко спит…
Просыпаться неудобно. Что-то тяжелое давит на грудь, в голове полный бардак. Света осторожно двигает затёкшим левым плечом и почти сразу слышит тихий вздох рядом. Кто-то суетливо поправляет одеяло, убирает тяжесть с ног и, открыв глаза, женщина видит порядком растрёпанную Милу с одеялом в руках. Девушка осторожно складывает его в шкаф у входа и снова садится на стул у койки.
— Привет, — шепчет Света, боясь напугать. — А ты чего здесь?
— Твоему мужу пришла гениальная идея полететь на край света вместе с моим женихом, так что некому было приглядеть за тобой. Я вызвалась.
— Не стоит. Иди домой.
— Нам всё равно надо поговорить без лишних глаз, и чем раньше, тем лучше.
О, им и правда надо о многом поговорить. О Николае и его нежелании жениться на этой чудесной девушке с глазами оленёнка и золотистыми локонами. О Димике и его странном желании отправиться неизвестно куда с едва знакомым человеком. О самой Свете и её бешено стучащем при одной мысли о чужом женихе сердце, в конце концов.
— У меня есть несколько задумок по украшению платья.
Ну конечно. Мила ведь не в курсе, какие именно отношения связывают их «безумную тройку», раз за разом сталкивающуюся либо в больнице, либо в других, не слишком приятных местах.
— Да, я готова тебя выслушать.
— Я не хочу замуж, — ошарашивает собеседницу Мила. — Точнее, не то что бы именно не хочу, просто с каждым днём всё меньше уверена в правильности такой спешки. Мы не особенно хорошо знакомы и… какова вероятность, что Николай стал мне так важен из-за глупого всплеска гормонов, никак не связанного с истинным положением дел, и через пару лет я буду зверски жалеть о столь поспешно сделанном выборе. Папе нравится такой зять, он впервые доволен моим ухажёром… но это может быть связано лишь с бизнесом, а чувства должны быть в другой плоскости, верно?
Милая запутавшаяся девочка… Света глубоко вздыхает, отчего у неё тут же начинает кружиться голова, и осторожно нащупывает край койки. Ей надо подняться, чтобы смотреть собеседнице в лицо, когда придётся сказать правду.
— Давай помогу, — тут же бросается к ней Мила. Усаживает, придерживая за плечи, подтыкает одеяло вокруг ног и подносит воду. — Пару глотков, врач сказал — надо больше пить.
Света покорно кивает, выпивает стакан и, чуть откинувшись, ощущает полный упадок сил. Снова окинув взглядом собеседницу, она устало думает о том, насколько удачный и правильный выбор сделала сама, чтобы раздавать советы о семейной жизни. Их с Димиком брак трещит по швам с момента своего возникновения, он и до измен был не слишком крепким. Другие женщины, конечно, не послужили чем-то хорошим, но… Она вспоминает свою беспомощность во время слежки за Катей и её лакированными туфельками, злость и растерянность во время преследования собственного мужа на велосипеде… Нет, ей никак нельзя брать на себя ответственность за чужую судьбу и раздавать советы. Это просто нечестно.
— Скажи, брак твоих родителей… он счастливый?
— Не знаю, — жмёт плечами Мила. — Мама умерла, когда мне было четыре, папа после этого пару раз женился, но его новые женщины как-то быстро исчезали. Я помню всё какими-то отрывками, яркими всплесками. Помню розовые туфли, брошенные у дверей папиной спальни, помню его бешеный крик и пятно красной помады на рубашке. Помню спину женщины, в дорогой шубе и с букетом белых роз в руках. Помню, как закрывались ворота нашего особняка за машиной адвоката. Которая это была жена и когда они исчезали — не знаю, дома даже фотографий от них не осталось, а на сами свадьбы меня не брали, чтобы не расстраивать…
Понятно. Мила так быстро и сильно привязалась к ней, потому что нашла женщину, подходящую на роль мамы. Будь у неё своя вполне живая мать, Света бы удостоилась в лучшем случае доверия с капелькой подозрения. А так — повезло, очень повезло. Вероятно, Николай тоже знает о неустойчивости своей невесты, поэтому и подсунул ей… швею-драпировщицу с навыками заботы.
— Моя мать никогда не говорила со мной о браке как о чём-то хорошем, — говорит она, понимая, что собеседница ждёт какой-то истории в ответ. — Взрослея, я всё сильнее ощущала её недовольство отцом: бесконечными рабочими отлучками и пропахшим дорогими духами салоном модного авто, на котором катался директор какого-то крупного предприятия. Мой отец возил его по ресторанам и уже оттуда — на дачу со случайными женщинами, за это неплохо платили, и мы могли жить на уровень лучше соседей. Но мама всё равно постоянно была недовольна, хотя и не показывала этого на людях. Мы прижимались где только могли, носили многократно штопаные вещи, а деньги складывали «на чёрный день». Будучи маленькой глупой девочкой, я наивно полагала, что в день моей свадьбы мама с папой подарят нам квартиру, или хотя бы машину. Ведь у них в спрятанном конверте хранилась огромная пачка денег. Но чуда не случилось: в день свадьбы, встав над полным родственников столом в квартире, доставшейся моему мужу от бабушки, моя мать… вручила нам старый советский чайник. Тот, который пылился много лет и с которым я играла в «садовода», когда ходила в третий класс. Это было мило, мама сопроводила свой подарок трогательной историей о «будущих детях, которые пойдут по стопам матери», но всё же…