— Наверно, было обидно.
— До жути. Я не разговаривала с родителями почти два месяца, заставляла мужа постоянно говорить, что «занята» или «работаю», а сама… лелеяла свои обиду и гнев. Никак не могла понять, почему же не подарили, ведь не жалко… Потом отец сменил работу, и они переехали за город, в садовое товарищество, в получасе езды от города. Я снова начала надеяться, что квартира достанется нам… но её сразу же сдали, а деньги снова начали копить.
— Вы поэтому уехали в столицу?
— О, нет. Мы и не думали сначала, что вообще сюда попадём, — смеётся Света. — Мужу предложили хорошо оплачиваемую работу, до которой было слишком далеко ездить каждый день, потом в новом городе случилось так же… в итоге в какой-то момент он просто предложит переехать «один раз с концами», чтобы ещё двадцать лет не жить на коробках. И мы рванули сюда, с вещами наперевес. У нас была старая разбитая машина и мечты.
Тоже разбитые. Света вспоминает, как плакала, когда поняла, что муж увозит её лишь для спасения собственной задницы, и снова ощутила влагу на глазах. Что бы ни случилось с Катей, что бы глупая девчонка ни говорила, бросать ради этого дом…
— И всё-таки… что такое семья? Почему люди считают, что обязательно надо найти кого-то, с кем проведёшь остаток жизни? Мы ведь созданы поодиночке, и умираем в одиночестве, так почему…
— Потому что одиночество — это ужасная тварь, которая гнездится в твоём сердце, мешая нормально мыслить или здраво принимать решения. Она порождает страх, ведь сложно прыгать, когда некому подхватить тебя в случае падения. И со временем ты прекращаешь идти вперёд, так как любые изменения — это риск.
— Не понимаю…
— Выходи за него, Мила. Он — хороший человек, который умеет заботиться и быть по-настоящему добрым. Возможно, Вы не станете единым целом, обретя друг в друге «кармическую половинку», но и это — достойный мужчина, который никогда тебя не обидит.
— Знаешь, когда ты это говоришь… кажется, что ты влюблена… в него…
— И в тебя, — улыбается Света. — И в работу. И в платье. Я влюблена в весь мир, неистово и безоглядно, и это помогает мне жить…
Димика нет дома слишком долго, так что она успевает известись, гуляя от стены к стене в гордом одиночестве. Швейная машинка стучит слишком громко для раскалывающейся от каждого звука головы, так что прибегнуть к шитью как к единственному реально работающему средству Света не может. От скуки она перебирается сваленные на подоконник бумаги и находит брошюры университетов, которые муж даже не подумал пролистать. Включает его ноутбук, «надёжно спрятанный» под кроватью и смотрит программы обучения, цены и расписание. Выбирает несколько подходящих Димику и его графику вариантов. И застывает, обнаружив, что инстинктивно отложила светло-голубую книжечку в сторону.
Это дали ей.
Откинув брошюру в угол, Света всё равно возвращается к ней через несколько часов, от скуки, да и просто из любопытства. Непримечательная на вид книжечка содержит всю необходимую информацию для поступления: адреса, пароли, явки, необходимые экзамены и даже примерное содержание программ по специальностям. Обведя несколько особо приглянувшихся кружком, она снова задумалась о том, что было бы неплохо тоже…
Нет, не сейчас. Димику явно понадобится помощь, его работа занимает всё больше времени, теперь даже заочное обучение может помножить на ноль и так недлинный сон. Что будет, если однажды он просто не справится?
Нет, она должна быть рядом и поддерживать мужа по мере своих сил. В конце концов, они уже давно вместе и, несмотря на кажущуюся загруженность, этот мужчина всегда находил для неё время и силы. Так почему она, не имея особых дел… С другой стороны, неужели она настолько отойдёт от домашних забот, если позволит себе какой-нибудь небольшой курс, чисто для саморазвития, чтобы не особо отставать от Димика, всё свободное время проводящего с книгой в руках.
Телефон взрывается звоном как раз в самый разгар обдумывания того, сильно ли отвлечёт её от семьи и бытовых дел такая невинно выглядящая специальность, как «Основы менеджмента и бухгалтерского учёта».
— Алло, — говорит Света, уже заранее зная, с чего начнёт разговор собеседница. Просто потому что, если ты вырос у кого-то на руках, то учишься различать его настроение по первому вздоху. — Как вы?
— Ещё не померли. Твоими молитвами. Помнишь, какой сегодня день?
— Ммм? — она бросает взгляд, но не находит календарь. В мастерской он висит прямо напротив стола, но тут, видимо… — Какой?
— День, когда моя дочь неблагодарно откажет своей бедной матери в помощи.
— Ох… что случилось?
— Ты мне скажи, — бормочет женщина на том конце провода. — Мы с отцом стараемся, сажаем, окучивает, собирает вредителей, регулярно поливаем, в банки закатываем, а они, видите ли, «лучше в магазине купят»!
Света тяжело вздыхает. Головокружение подступает с новой силой. Видимо, она не отвечала на телефон, и мама дозвонилась Димику… который улетел в другую часть страны в другой часовой пояс и вообще редко выходит на связь… и который из всех «огородных» дел признаёт только поедание результата…
— Извини, Дима… в командировке и…
— А меня это должно волновать? Как только вернётся, садитесь в машину и пулей сюда! Я одна тридцать грядок выкапывать не собираюсь!
— Может, тогда не стоило их сажать? — вырывается у Светы, и она тут же жалеет об этом, потому что мать на том конце провода замолкает буквально на секунду, а потом разражается такой тирадой, что театральные актёры могут только позавидовать. Там всё: и гнев за неуважение, и обвинения в неблагодарности, и обещание впредь «ни за что и гнилой картошины не давать», и даже взывание к чувству вины, ведь «у отца больная спина, хоть его пожалей!». В конце концов собеседница выдыхается и Света осторожно произносит: — Извини.
— «Извини»? И это после всего, что мы для тебя сделали? Да как тебе не стыдно вообще?! Укатила на край света, нос от родного города воротит, возвращаться, видите ли, «не планирует»? А я как же? Кто мне в старости стакан воды подаст, а?
Света сжимает пальцами переносицу, чтобы не закричать. По её скромному мнению, они с Димиком умрут раньше вечно прикидывающейся больной матери, и дело тут не в мерзком желании нагадить, иногда продирающемся сквозь привычный кокон самообороны, выстроенного вокруг самого понятия «семья».
— …и не стыдно тебе меня в краску вгонять на старости лет? — вклинивается в размышления часть фразы. — Весь город же теперь без остановки говорит о том, что твой охламон натворил! Мы в магазин не можем выбраться, стыдно глаза от пола поднять! А, стоило потребовать от него, чтобы приехал на серьёзный разговор, так сразу «очень занят, обратитесь в другой раз, а лучше — никогда»! И как не совестно стервецу проклятому ещё жить так, будто и не было ничего?! Как не перекашивает его каждый день за завтраком, обедом и ужином? Такую пакость сотворил, так унизил и нас, и своих родителей, а самому — хоть бы хны! Укатил в столицу и в ус не дует!
— Мама, погоди… о чём ты?
— О муже твоём, о котором ты так трепетно всегда заботишься. «Димочка не хочет», «Димочка хочет», «Димочке надо»… да срать на тебя хотел твой «Димочка»! И на нас вместе с тобой! Ох, таку гадость сотворить, кошмар просто…
— Мама, погоди… — пытается вклиниться в пошедшую по второму кругу песню из причитаний и взываний к совести Света. — Что происходит? Что Дима такого сделал, что тебе теперь из-за него стыдно? Мы ведь уехали почти пять лет назад, неужели нечто такое случилось, что до сих пор город баламутит?
— А ты не в курсе?
— Нет.
— Ох, девочка моя… — причитает мать и, словно не решаясь, сообщает: — У Димки-то твоего любовница была, Катька Каботова, Инны дочь, ну, которая замуж в село вышла и там семерых родила. Помнишь, ещё приезжала к нам с подарками, когда ты маленькая была? Ну, сама на машине, муж у неё в кожаной жилетке модной… прямо не пара, а мечта была, пока он ни запил и всё не спустил…
— Мам, пожалуйста, ближе к делу. Что такого случилось с этой Катей, что город взбаламутило?
— Вы когда уезжали, она тоже отправилась обратно. А чего, работы нет, за квартиру платить нечем, чего от жизни ещё ждать? В общем, я ей особо не интересовалась эти годы, а пару дней назад она снова объявилась, на старое место устраиваться и ребёнка в садик отдавать. И, значит, когда её спросили кто отец, назвала его, коза глупая…