– Ну, нет так нет, – я похлопала его по руке. – Я беру свои слова обратно.
– А вы, вообще, чем тут занимались? Какие у вашей деятельности результаты? – спросил Андрей, хмуря на меня бровь.
– Я выяснила, что все гости влюблены в Марью Валерьевну, – сказала я. (Ну не врать же мне было). – Блохин спрашивал, когда она выйдет за него замуж, Маврин пришел к ней, и сидел рядом с ней полчаса, хотя она над ним издевалась, А граф Нефедов вообще к ней приставал, хотя он показался мне таким… Может он ко всем пристает. И еще один охранник позвал ее на крыльцо, и они куда-то ушли вместе.
– Охранник? – спросил Андрей. – Который?
– Тот, что больше всех с нами разговаривал, он впереди стоял, такой, стриженный в веснушках весь.
– Да, я помню.
Раздумья Андрея прервало мелодичное бяньканье гонга.
– Зовут к столу.
12.
Как и любой бывший ребенок, переживший все эти «что подумают люди» и «ты меня позоришь» я долгое время считала что хорошие манеры придумали неискренние люди, для того чтобы мучить других. Но все, конечно, познается в сравнении, и эталоном для сравнивания я выбрала полярника Блохина.
Взять любого моего приятеля или коллегу по работе и поместить в его ситуацию – ужин, общий сбор, девушка, измучившая его отказами, сидит за одним столом с толпой мужчин и напропалую любезничает то с одним то с другим… по-моему, без мордобоя не обошлось бы. И чего-то такого я от этого ужина и ожидала, но Блохин был не таков. Он, конечно, весельем не искрился, но от бесед не отказывался, был со всеми вежлив, обходителен, и мрачные взгляды на Марью почти не бросал, вообще он никак и ничем не портил окружающим жизнь. Он был воспитанный, вежливый, он был молодец.
Прочие ухажеры Марьи тоже держали себя в руках. Маврин, видимо, понимая что силы противника его превосходят, забился в тень и выходил из нее только чтобы внимать Марье и кивать ей. Граф Нефедов, напротив, весь светился, сиял и щедро оделял своим вниманием всех присутствующих дам, но и на него большое количество народа оказывало сдерживающий эффект, и наглость его имела некоторые границы.
– Позвольте сделать вам комплимент, – велеречиво покатил ко мне он, когда чаи были допиты, и вся толпа поднявшись, разгуливала по лужайке.
– Позволяю, – сказала я, и Нефедов рассмеялся своим фальшивеньким смехом.
– Не знаю, каковы ваши профессиональные способности, – произнес он с отчетливой язвительностью в голосе, – но выглядите вы великолепно. Давно я уже не видел такой непосредственной красоты.
Сомнительный, конечно это был комплимент, когда в одной фразе он успел и посомневаться в моей компетенции, и намекнул на то, что внешность это все, что у меня есть да и то, она, на его взгляд, глуповатая.
– Вы тоже не фонтан, – сказала я Нефедову.
– Не фонтан? В каком смысле? – Улыбнулся он, видимо, весьма довольный тем, что меня задел.
– В самом прямом, – сказала я, и отчалила, не имея никакого желания дальше кормить этого тролля.
Марья, тем временем, готовилась развлекать гостей пением. Горничная, не та, что звала ее на крыльцо к охраннику, а другая, молодая и круглолицая, принесла гитару с большим бантом на грифе, Марья уселась в плетеное кресло, поставила свою толстенькую ножку на специальную подставочку, и начала представление.
Что тут скажешь – ее очень спасало четкое знание своих границ. Играла она вполне сносно, ее учитель музыки явно не зря ел свой хлеб, но с вокальными данными ей повезло меньше, так же как и с актерским мастерством, однако выжимать из себя супер певицу она и не пыталась. Марья, скорее, напевала, чем пела, а легкая улыбка блуждавшая по ее губам, прямо говорила, что воспринимать слишком всерьез ее занятие не стоит. Довершали картину выразительные глаза, нежное выражение лица и красивое платье. Закономерным итогом этого всего было то, что присутствующие мужчины буквально не могли оторвать от нее взгляд.
– Андрей Германович, – позвала я Андрея, на мой взгляд тоже, как-то уж слишком пристально наблюдавшего несравненную Марью, – можно вас на пару слов?
– Это срочно? – вежливо осведомился Андрей.
– Э-э-э… Нет, – ответила я, потому что, на самом деле, еще не придумала о чем же я собираюсь с ним говорить. – Нет, не срочно.
– Тогда поговорим позже, после ужина, – сказал Андрей, и снова вернулся к созерцанию Марьи.
Видеть это было выше моих сил, да и солнце уже начало садиться, а мне вовсе не хотелось, демонстрировать всем мое постепенное исчезновение. Поэтому я поднялась и вышла за пределы огороженной кустами лужайки. Там не было тени, там резвясь, бегали две собаки Захарова, а еще там была та самая круглолицая девушка, горничная в крахмальном фартучке и наколке на волосах, она из-за кустов наблюдала за Марьей, и выражение ее лица было более чем красноречиво.