– Сами, – сказал Андрей.
– Вы должны отвезти их в больницу, или, хотя бы, вызвать им врача! – жестко сказала Елена.
– Будет врач, будет – со злой насмешкой в голосе произнес человек с кобурой, – и для тебя найдется, – грубо толкнул он Елену.
Это было как конец всему. Так, наверное, бывает только в жизни, когда действительность вдруг схлопывается, и бежать некуда, и поделать уже ничего нельзя, а тебе, оглушенному, надо искать в себе силы жить дальше, в условиях, для жизни совсем не предназначенных… но у нас, к счастью, была все-таки не жизнь, а литература. Нет, супергерой Гектор не прилетел, чтобы нас спасти, Андрей и Маврин не разметали весь полицейский отряд парой эффектных ударов. Спасение пришло с совсем неожиданной стороны.
Нас отвезли обратно, в участок. Елену в этот раз не то что обыскали – нас обеих полностью переодели в полосатые тюремные робы. Что было с мужчинами, я не знаю, в этот раз их держали отдельно. Камера была все такой же сырой и отвратной, кроме того, слова о враче, который для всех нас найдется, заставляли меня дергаться каждый раз, как к решетке нашей камеры кто-то подходил. Наступила ночь. Елена свернулась калачиком на скамейке, и пыталась заснуть, я мерила шагами камеру.
– Сядь, – сказала мне она, – ничего сделать мы не можем.
– Берджесс, подойди! – прокричал кто-то в коридоре, и охранник, стороживший нас, со вздохом отложил недоеденный бутерброд.
– Тихо сидите! – прикрикнул он, то ли нам, то ли кому-то в соседней камере.
И он ушел, но тут же вернулся обратно.
– На выход! – скомандовал он, открывая камеру.
Елена устало поднялась, я поплыла за ней, позвякивая тяжелыми наручниками для призраков. На внутреннем дворе нас ждал транспорт, обычная машина для перевозки заключенных, железный короб с решетками на единственном оконце. Было холодно, тюремная роба совсем не грела, и Елена, давно переставшая быть призраком – портал был далеко, – заметно мерзла. Машина выехала со двора, и, начался какой-то утомительный петляющий путь. Она заворачивала и заворачивала, мотор утробно завывал, с щербатого пола поднималась пыль.
– Наконец-то! – сказала вконец озябшая Елена, когда машина остановилась.
– На выход!
Я, представьте себе, успела привыкнуть к таким командам, и послушно спрыгнула наземь. Но, к удивлению своему, увидела не еще одну тюрьму, и не полицейский участок. На самом деле, я не увидела ничего, ни одного дома – мы стояли на пустыре. И полиции не было. Был только один водитель, державший фонарь, охранник, тот самый, не доевший бутерброд Берджесс, и еще один человек, опиравшийся спиной на большой черный автомобиль.
– Дамы, – сказал этот человек, – добрый вечер.
– Добрый вечер, – произнесла Елена, откашлявшись.
– Вы кто? – спросила я.
Вместо ответа человек сделал шаг в пятно света и я узнала полицейского, того самого, что сидел положив ноги на стол, когда все мы первый раз пришли в участок. Коллега человека с кобурой.
– Вам лучше сесть в мою машину, – сказал он.
Дважды меня просить не надо было. Что бы не шло от этого человека, и кем бы он ни был – все лучше, чем тюрьма.
– Зачем вы нам помогаете? – спросила Елена, когда мы сели, и автомобиль тронулся.
– Хороший вопрос, – сказал полицейский, – дело в том, что я вам поверил. Я верю, что вы не из нашей книги, и верю, что есть преступник, который хочет нашу книгу уничтожить. Не буду врать вам – я не лучший полицейский, и мне, на самом деле, наплевать на любое нарушение закона. Но у меня есть семья. Я хочу жить.
Это было прямо как луч света. Нам поверили! Неужели! Неужели и кто-то из местных жителей, наконец, решил помочь нам их спасти!
– Очень разумно! – похвалила полицейского Елена.
– Молодец! – поддакнула я.
Проехав еще, автомобиль остановился. Мы были уже не на пустыре, кругом сияли огни, машины, сияя фарами, сновали туда-сюда, прямо перед нами высилось здание роскошной гостиницы.
– Это он? – спросил полицейский, указывая вперед.
Я вгляделась в залитую искусственным светом улицу. Народу было много, кто-то входил, кто-то выходил, все казались одинаковыми. Но тут я услышала громкий смех, смех, от которого у меня волосы стали дыбом. Такой знакомый мне искусственный, преувеличенно громкий смех графа Нефедова. Он был совсем рядом, вышагивая по тротуару, он весело что-то говорил своим спутницам, двум празднично одетым, развязано державшим себя девушкам.
– Да, это он, – кивнула Елена.
46.
Помнится, в каком-то латиноамериканском сериале, женщина, сильно насолившая многим героям этой мыльной ленты и получившая по заслугам, решила устроить страшную мстю. Мстить в своем натуральном виде ей было неудобно, и, поэтому, она решила изменить внешность. Сменила пышную прическу а-ля «бабилон» на гладкое каре, покрасила ногти в ультракрасный… и все. Узнавать ее перестали. Но, сериалы, это, конечно, отдельный вид фэнтези, и правила там специфические. У нас в этом вопросе было все гораздо жестче. Красным лаком было не отделаться.