— Не драматизируй, пап, — морщусь, держа при себе оскорбления в адрес его жены и ее сестры, о которых я не лучшего мнения. На мой взгляд, они обе мечтали через постель обеспечить себе будущее. Вот у старшей получилось, и младшая повторила ее путь. Только отец всё видит иначе.
— Я даю тебе неделю, сын, — игнорирует он мою просьбу и, сжав губы, заканчивает разговор: — Если ослушаешься, последствия тебе не понравятся.
Уходит, хлопая дверью, а я склоняюсь к полу. Всё время, пока отец бушевал, я видел перед собой эту чертову полоску. Беру, вращаю в руках плетеный браслет с порванными краями. Какие-то бусинки на нем. Облупленные. Что за дешевка? Откуда она здесь? Наверное, домработница обронила. Хотя нет, судя по разбросанным вещам, ее тут пока не было. Тогда откуда эта вещица? Хм, кажется, выпала из моих джинсов. Просто загадка. Открываю ящик и кидаю туда чью-то потерю. Потом разберусь…
Есть проблемы покрупнее, чем чей-то оброненный дешевый браслет.
Шатаюсь по дому, вечно натыкаясь на суровый, осуждающий взор предка. Невыносимо прямо. Еще и бабуля умотала на слет кинематографистов, лишив меня буфера. Я даже есть стал в комнате, чтобы с отцом не пересекаться.
А когда новая мамочка решает спасти ситуацию и увезти отца в короткое путешествие, я сбегаю из дома.
Не жду, пока меня настигнут эти самые последствия, обещанные отцом. Уезжаю в деревню вслед за сестрой, повторив ее способ избежать ответственности. Потом придумаю, как договориться с отцом. Он мне ничего не сделает, побузит и перестанет. Ему просто нужно остыть. Но я ни за что в жизни не буду заниматься той хероборой, на которую он хотел меня подписать. Выяснять, кто обрюхатил Варьку? Я что, чеканутый?
Систер уехала в деревню к деду своего бывшего, который сломал ногу и требует ухода и помощи. Вероника и Баров старательно делают вид, что их отношения в прошлом и затея с фиктивным браком обманет отца и угомонит его желание выдать ее замуж за одного из своих партнеров.
Батя сбрендил, точняк.
Что за тупая идея выдать мою сестру за старпера? Складывается ощущение, что он стремительно тупеет, находясь рядом с молодой женой. Все эти нынешние идеи отдают сумасшествием, а я не идиот, чтобы соглашаться.
Лето радует жаркими деньками, и я прекрасно провожу пару дней на лоне природы в деревенском доме. Даже успеваю забор покрасить и сходить на свадьбу, состоявшуюся прямо в поле. Баров и сестра, знамо дело, больше не изображают из себя договорных партнеров. Отношения у них самые что ни на есть настоящие. Даже как-то радостно за них. Чувствую, что приложил руку к их воссоединению, когда рассказал Барову правду о сестре. Никогда она ему не изменяла, а только делала видимость в соцсетях ему назло.
В город возвращаюсь с мрачным настроением. Не очень-то хочется терпеть папины нападки. Он угрожал мне словесно по телефону, но, к счастью, он не любитель серьезных разговоров не лицом к лицу. Любит по старинке беседовать, с глазу на глаз. Встречаемся в его кабинете, куда захожу вразвалку, падая на стул.
— Сбежал? — прищурившись, кидает он одно пренебрежительное слово, глядя на меня так, будто я дезертировавший солдат, бросивший раненых соратников на поле боя.
— К сестре поехал, — бросаю невозмутимо, смело встречая его взгляд.
— Умничать будем? — отец, насупившись, складывает руки на груди, возвышаясь надо мной.
— Даже не думал.
— Тимофей, — припечатывает он, — побегом вопрос не решишь. Я хочу, чтобы ты понимал, что такая семья. Ответственность.
Закатываю глаза, на что он сразу же реагирует, бахнув кулаком по столу. Вот бешеный.
— Тимофей! Не надо мне тут строить глазки, ты не девочка!
— Да я в курсе, — злю его, зачем-то проверяя границы терпения.
— Ты не девочка, — повторяет он назидательно, — ты будущий мужчина. Отец семейства. Глава нашей компании, кому я передам все свои владения и бизнес. Мне нужно воспитать из тебя человека, а не слабое, бесхребетное, трусливое нечто, которое сбегает при первом признаке того, что нужно приложить усилия. И не сопи мне тут!
— Я не понимаю, почему ты начинаешь мое воспитание именно с того, чтобы я следил за этой убогой! — взрываюсь и вскакиваю с места.
— Сядь, Тимофей!
— Не буду, папа! — наклоняюсь и ставлю руки на края столешницы, приближая к нему лицо. Мы как два бойца на ринге перед боем, смотрим глаза в глаза, и никто не сойдет с места, борясь за свою правду. — Что угодно, только не приглядывать за ней. Избавь меня от необходимости видеть ее в принципе. Как ты не понимаешь, что я терпеть не могу их обеих!