— Куда ты? — подорвался я за ним. Что-то мне это не нравилось, хотя причин плохого предчувствия объяснить не мог.
— Поздравлю ее в гримерке, — буркнув, отвечает друг, проходя в технические помещения и заглядывая во все двери.
— Так мы ее год искать будем, — пытаюсь его остановить, но он прет как танк.
Ничего себе рвение. Зацепила его эта Дина, выходит. В принципе, такое с Гором случается. Но увлечение не длится долго. День-два — и ему уже становится по боку на предмет интереса. Но в эти два дня он готов достать луну с неба, лишь бы добиться своего.
В последнем витке коридора, на удивление, она и обнаруживается.
— Что ты тут делаешь?! — взвизгнув то ли от радости, то ли от испуга бросается к Яну девчонка в халатике. И чего она стояла возле двери в гримерку? Ждала кого-то?
— Тим, ты подождешь у двери? — оборачивается ко мне недоделанный Ромео.
— А с веником что делать? — задаю наитупейший вопрос. Вот это что, самое главное сейчас?
— Давай сюда, — хватает он его и протягивает Дине. — Это от нас, Тим, ну ты, короче, подожди пару минут…
— Ладно, давай, — киваю и прислоняюсь к стене, глядя на экран телефона и засекая время.
Пару минут, конечно, мягко сказано. Минут двадцать точно. И вот вопрос: зачем мне ждать, пока Ян накувыркается со своей девчонкой? А то, что они будут не конфеты есть, и ежу понятно. А что делать мне? Вижу дверь с наклейкой с изображением писающего мальчика и решаю, что мне — туда…
Проходит минут двадцать, пока я решаю постучать в дверь запертой гримерки. Ну в самом деле? Мне что, на стреме час стоять? Бабушка и остальные явно заждались. Поднимаю руку, чтобы постучать по дверному полотну, и тут слышу позади себя шаги. Почему-то сразу накатывает ощущение негативного сценария. Вот пятой точкой чую, что не к добру. Слишком тяжелые, увесистые шаги. Даже пол дрожит. Я парень не из трусливых, но как-то сам собой врастаю ногами в пол, когда оборачиваюсь и вижу двух огромных мордоворотов с жирными рожами, всех в черном, идущих прямо на меня.
— Парень, ты кто? — бухает своим басом один, шевеля толстыми губами.
— А вы кто?
— Щас узнаешь, — говорит второй и вдавливает мощный кулак в раскрытую ладонь. Силу демонстрирует. Я понимаю, он парень грозный, но в чем я провинился?
— Ребят, у вас какие-то проблемы? — пытаюсь быть мирным, мне моя голова еще нужна. А эти двое из ларца, одинаковых с лица, вполне способны инсценировать своими руками зажатие моего черепа стотонным прессом. Перспектива так себе.
— Это они у тебя щас будут, если не отойдешь!
В принципе, просьба адекватная, если бы я не переживал за друга.
— Так вам туда? — киваю на дверь.
— Отошел! — гаркает первый громила и толкает дверь, заставая Гора, лежащего сверху нашей артисточки на каком-то узком бархатном диванчике.
Ну, сейчас они поймут, что помешали горячему свиданию, и просто повернут на выход. Так я думаю, пока уши не закладывает от визга девчонки. Она сбрасывает с себя Гора и верещит как резаная:
— Помог-и-и-и-т-е-е-е! Наси-и-и-луют!
— Дина, ты что?! — вскакивает на ноги друг и пытается унять ее, но она отталкивает его в сторону излишне демонстративно и стягивает на груди халатик. Выглядела бы как жертва насилия, я бы тоже ей поверил, если бы не слышал заливистый смех и стоны через стенку. Трындец какой-то! Это что, третий акт спектакля, о котором нас никто не предупреждал? Аплодировать в каком месте?!
Тимофей
— Недолго песенка играла, — насмешливый голос отца раздается рядом с железной решеткой, куда нас кинули вместе с Гором. Заставляет вздрогнуть. Поднимаю взгляд. Я уже привык к полумраку, холоду, к вони от двух притихших в углу бомжей, да и к боли, что опоясывает тело, тоже привык. Но знал, что я здесь ненадолго. Верил, что отец придет. И вот он здесь.
Стоит столбом, скрестив руки на груди, и смотрит крайне раздраженно.
С пола не встаю, так и сижу, положив руки на колени и вытянув их вперед.
Попал я конкретно, и Гор тоже попал. А мне в тюряжку нельзя, никак нельзя.
— Я с тобой, Тимофей, разговариваю, — продолжает нравоучительную беседу отец, — тебе перед родней не стыдно? Испортил бабушке вечер. Что ты устроил? Ян, а ты? Как вам не стыдно, парни?
Гор не откликается, глядя в одну точку и притулившись на скамейке. Прикинулся шлангом. Но его отца тут нет, и неясно, приедет ли, а мой тут как тут. И мне придется повиниться, если хочу, чтобы вытащил меня отсюда. Не время уже строить из себя гордого и борзого.
— Стыдно, что полиция приехала, а что друга защитил — не стыдно, — начинаю каяться, всё же поднявшись с пола и подойдя к решетке. Чувствую себя стариком. Кости скрипят, болят, вижу одним глазом, другой опух, в районе печени разрастается боль, сбитые костяшки пальцем саднят. Всё же я не Рэмбо, далеко не он.