Елена Горбачевская
Не имей сто рублей…
…И теперь понятно,
На Луне откуда пятна…
Кто-то хитрый и большой
Наблюдает за тобой!
Пролог
…Он почувствовал что-то вроде укола. Небольшое, легкое беспокойство отвлекло его от привычного существования. От созерцания Вселенной, где рождались и разрушались галактики, образовывались звезды и туманности, возникали «черные дыры». Он ни о чем не думал, просто с упоением следил за происходящим. Если его внимание привлекала какая-нибудь отдаленная яркая звездочка, он с увлечением прослеживал всю ее жизнь — от возникновения до исчезновения. В течение всех этих миллиардов, биллионов лет и столетий. Для него это было проще простого — заглянуть на какой-нибудь миллиард-другой лет вперед или назад. Впрочем, само понятие «вперед» или «назад» имело смысл для него лишь относительно времени его последнего наблюдения. Еще бы, он был объектом, существующим во времени, перемещающимся совершенно свободно во всех его направлениях. Для него все уже «было» — как прошлое, так и будущее.
Он только созерцал. Он не испытывал потребности ни в чем другом, кроме постоянной смены картин в своем отображении. Он растворялся в этих картинах настолько, что не помнил, кто он, что он такое, есть ли объекты, родственные или подобные ему. Сознания не было, точнее, оно было распылено по всей Вселенной с самого начала ее существования, с мгновения первого атома до конечного коллапса. Он был всегда и никогда. Когда он появился на свет? Может быть, он всегда и существовал? Может быть. А может, и нет, это его нисколько не занимало.
Укол повторился снова. Точнее, даже не укол, а какое-то дерганье, которое отвлекало его от привычного созерцания, разрушающим диссонансом вторгалось в его разбросанное сознание. Какое-то полузабытое воспоминание проскользнуло по краю его восприятия… Пространство… Что-то оттуда, из этой ипостаси его существования рвало и беспокоило его, заставляя отвлечься от привычного созерцания и начать концентрировать сознание на том временном промежутке, где с ним, с Пространством, что-то было не в порядке, где оно искажалось в конвульсиях, угрожая существованию его хрупкой структуры….
1. Падень или трупень?[1]
Неужели я дождалась? Неужели наступил благословенный отпуск! Не надо никуда мчаться, можно спокойно понежиться в кровати, а потом спланировать весь день, исходя исключительно из критерия собственного удовольствия!
В окно светило яркое солнышко, и настроение было под стать погоде.
Позавтракав, мы с мужем стали собираться на рынок. Нужно было накупить немерянное количество всевозможной провизии, поскольку на следующий день мы намеревались отправиться в велосипедное путешествие. Вот и собирали сумки, пакеты, мешки и мешочки для продуктов.
А все утро ребенок наших соседей по «коммуналке» носился взад-вперед то на улицу, то домой, и в конце концов им надоело постоянно отпирать дверь. Соседи подошли к делу радикально и оставили ее лишь слегка притворенной, не захлопнутой на защелку.
Вдруг раздался страшный удар, незапертая дверь с грохотом распахнулась, и в общий коридор нашей «коммуналки» упал труп. Который олицетворял собой соседа по лестничной площадке, знаменитого своим постоянным пристрастием к горячительным напиткам. Любимым его развлечением было по пьяне терять ключи от квартиры, высаживать дверь, а на следующий день, страдая похмельным синдромом, а потому стеная на весь подъезд, ремонтировать замок.
Так вот, именно этот сосед лежал сейчас навзничь на пороге нашей квартиры. Ноги и то место, откуда они растут, покоились на лестничной клетке, а верхняя половина — в коридоре. Глаза были закрыты, а из уголка рта задумчиво стекала струйка крови. Как в детективе.
Я стояла и громко хлопала глазами. Наша соседка по «коммуналке» верещала благим матом, перемежая его матом обычным. И только Сережа, мой муж, не растерялся и принял командование на себя:
— Алена! Быстро ищи нашатырь, а я звоню в «скорую». Вдруг и в самом деле помрет прямо у нас на пороге!
Пока я перетряхивала аптечку в поисках пузырька с нашатырем, который в нашей семье не пользуется популярностью ввиду отсутствия склонности к обморокам, Сережа общался с диспетчером скорой помощи:
— Алло! Это «скорая»? У нас тут человек к нам упал… Как? В дверь ввалился и лежит без сознания, а изо рта кровь течет. Как фамилия? Моя? А его фамилию я не знаю… Да, сосед…Пожалуйста, приезжайте побыстрее, потому что он прямо у нас на пороге лежит. Может, умер уже! Адрес…
Ватка с мерзким запахом возымела свое действие на труп. Он открыл глаза и обвел всех мутным взором. Слава Богу, не помер! Хотя по способности воспринимать окружающий мир практически ничем не отличался от трупа, поскольку был в своем обычном состоянии, то есть пьян до полусмерти, несмотря на ранний час.
Сережа просочился на улицу мимо тела с целью обеспечить достойный прием машине скорой помощи, а меня и соседку оставил для контроля. Происшествие вызвало всеобщий шумный успех у окрестной детворы, которая толпой собралась возле двери в подъезд и с любопытством наблюдала картину воскрешения из мертвых. Воспрепятствовать этому зрелищу не было никакой возможности, потому как ноги воскрешаемого все еще находились по ту сторону двери, и закрыть ее было нельзя. Ладно, пусть детишки потешатся, решила я.
Тем временем бывший труп попытался сесть.
— Лежите, — я стала его увещевать. — Вам не стоит вставать, сейчас приедет «скорая»!
Может, инсульт у человека приключился на почве постоянной пьянки. Сейчас встанет, а потом мертвый свалится! Лучше уж не рисковать и дождаться врача.
Только он посмотрел на меня невидящим взглядом, словно на пустое место, и пробормотал под нос:
— Мне домой надо… Куда опять ключи делись?
Наконец, его взгляд зацепился за что-то знакомое, а именно за мою соседку, к которой он питал определенную симпатию, и стал более осмысленным.
— Слышь, мать… Ты это, топор дай мне, а?
Та заверещала и закудахтала еще сильнее, а он продолжал:
— А еще лучше будь чел-эком, сломай мне дверь, а? А то я как-то… Сломаешь?
Так и не дождавшись согласия, он вяло махнул рукой и поднялся на ноги, невзирая на мои просьбы и уговоры не шевелиться. Лениво и безнадежно потыкал собственную запертую дверь, которая никак не хотела входить в его бедственное положение и отпираться на заветное «Сезам! Откройся!», и поплелся на улицу, унося с собой и чудовищный запах перегара.
С уходом исполнителя главной роли весь «зрительный зал» тоже переместился на улицу, куда вскоре подъехала машина скорой помощи. Сережа бросился к докторишке, как к родному, а тот, веселый молодой парень, натянул на руку резиновую перчатку и скомандовал соседу:
— Ну-ка, иди сюда! Раскрой рот!
Тот все послушно выполнил.
— Все ясно. Зуб выбит. Свободен! — констатировал доктор и отбыл восвояси.
Пока я курила, детишки во дворе прояснили ситуацию. Оказывается, соседушка доколебался до какого-то малого, и тот нажаловался папе. А последний не относился к поганой прослойке общества, именуемой интеллигенцией, и все вопросы предпочитал решать быстро и радикально. То есть сразу в лоб. Или в челюсть, как в этом случае. Вот от этого удара сосед и влетел к нам трупом.
Да, отпуск начинается несколько нетривиально, подумала я, шагая вместе с мужем по базару. Интересно, чем же он тогда закончится?
2. Мальбрук в поход собрался
Нет, что ни говори, а у Джерома все было просто. Даже, можно сказать, скучно. Подумаешь, кто-то сел в масло во время подготовки к уникальному путешествию в лодке, не считая собаки. Я бы хотела посмотреть на того же Гарриса или Джорджа, которым пришлось бы собираться втроем не в лодочное, а в велосипедное путешествие. Пусть даже без собаки. Но зато в единственной комнате «коммуналки», где кроме троих путешественников и их пожиток имели место быть также три велосипеда в раскуроченной стадии предпоездочной профилактики. По тому жалкому остатку от несчастных 17 квадратных метров, свободных от мебели, ровным слоем были разбросаны рюкзаки, кастрюли, удочки, велозапчасти и прочее снаряжение. «Грунт» же сей живописной картины составляли громоздящиеся посередине скифским курганом палатка, коврики и спальники.
1
Есть такой старый анекдот. Василию Ивановичу велели сдавать экзамен по белорусскому языку. А он ни слова не знает. Тогда Петька ему и говорит: «Не волнуйся, иди на экзамен. А я усядусь напротив твоего окна на дерево и буду тебе подсказывать». Так и сделали. Экзаменатор спрашивает: «Как по-белорусски июль?», а Петька в это время показывает пальцем на липу. «Ліпень», — сообразил Василий Иванович. «А как будет август?» Петька стал делать жесты, будто серпом подрезает колосья. «Жнівень», — догадался Василий Иванович. «А ноябрь?» Петька только потянулся к верхней веточке, чтобы сорвать листья и бросить их на землю, изобразив «Лістапад», как сорвался и упал вниз. Василий Иванович почесал затылок и говорит: «Наверное, падень, — подошел к окну, посмотрел на распростертого на земле Петьку. — А, может быть, и трупень!»