- Петренко!
- Я!
- Два наряда вне очереди, - отреагировал Бартон на любовь к боксу, причем сказал это таким тоном, словно приглашал старшину на чашечку кофе.
- Есть, - насупленно пробурчал тот.
- Да, старшина, вот еще что, - добавил он. - Наш гость по-прежнему будет находиться на Вашем попечении, поэтому впредь воздержитесь от рукоприкладства. И постарайтесь, чтобы к утру он немного отошел от своего нынешнего состояния и мог нормально трезво разговаривать.
- Есть! - выдавил из себя Петренко, играя желваками на скулах.
Вечерело. Мы поужинали, я пересказала Сереже и Сане наш на удивление содержательный разговор со Славиком и отправилась вместе с Бартоном перекурить перед сном. Кажется, это становится уже традицией.
- Вы знаете, Лена, мне просто страшно становится, когда начинаю думать о "светлом будущем", - произнес он. - Особенно с учетом того, что Вы мне рассказали. А сейчас еще и этот экземпляр!
- Ну, если даже просто начинать думать, неважно о чем, то почти всегда страшно становится. Это во-первых. А во-вторых, не так уж плохо в моем "светлом будущем". Ну, а в-третьих, этот Славик просто в дым пьян или еще чего похуже, обкурился какой-нибудь дрянью, так что даже о нем делать выводы по-моему преждевременно.
- Так-то оно, конечно, так, да только... как-то совсем не так!
- Не так, как Вас всю сознательную жизнь учили?
- Вот именно. Все время говорили, что вот, светлое будущее вот-вот наступит, оно не за горами, еще чуть-чуть, и будет коммунизм. И мы шли вперед, терпели лишения ради него, светлого будущего, отказывали себе во всем... Какие ребята гибли! И что, выходит, напрасно?
- Нет, конечно же нет. Значит, так нужно было. В первую очередь не абстрактным потомкам из "светлого будущего", а именно вам, вашему поколению. Скажите, у вас что, богатый выбор был?
- Да нет, пожалуй...
- То-то и оно, что нет. Либо сражаться, либо умереть. И от этого выбора зависело не столько абстрактное будущее, сколько конкретное настоящее. И вы, ваше поколение смогло выстоять. И поэтому будущее наступило не в лагерях смерти, а в свободной, пусть разваленной и нищей, стране. Знаете, как и вы, я погналась за этой жар-птицей, за будущим. А ведь оно начинается сегодня, сейчас. Как напишут спустя несколько десятилетий братья Стругацкие, "Понедельник начинается в субботу", есть у них такой замечательный роман. То есть будущее не абстрактно, оно, даже самое светлое, не приходит просто так, само по себе, оно вырастает, вытекает из дня сегодняшнего и полностью от него зависит. Только, видать, поздновато я это поняла...
Мы еще долго разговаривали. И о будущем, и о настоящем. И как-то тепло и уютно становилось от этих разговоров, которым более пристало проводиться на тесной кухоньке в квартире неисправимых интеллигентов, чем возле землянки под небом с первыми просвечивающими звездами. А, может быть, они, подобные разговоры, так и начинали свою жизнь?
43. Воистину утро вечера мудренее.
Что было с утра?
Во-первых, "ночная бригада" отчиталась о проделанной работе. Провели еще 10 экспедиций, 2 из которых попали в один и тот же промежуток времени, но никаких следов ни немцев, ни Кругалевича не обнаружили. Все переходы сквозь "дырку" были тщательнейшим образом прохронометрированы и запротоколированы. Бригада хроноразведчиков поменяла свой состав и снова отбыла "в туман". Совершенно непонятно почему, но Сережа вызвался ехать вместе с ними. К немалому моему удивлению и огорчению и удовольствию Бартона, который тут же решил поручить кандидату физико-математических наук, случайно попавшему в его распоряжение, научное руководство операцией.
Буквально когда они уже отъезжали, мне в голову вдруг пришла светлая мысль: а что будет, если попробовать пройти сквозь "дырку" в тот же самый момент времени, что и вчера? Или спустя десять-пятнадцать минут? Сережа тут же на ходу разработал целую теорию, Бартону наша идея показалась интересной, и бойцы получили уже более конкретное задание, в котором практически все было расписано: сколько экспедиций и в какое время они должны совершить. Сам же Бартон остался в расположении части по двум причинам: из-за нашего Славика и потому, что его снова вызывали в штаб.
Ну, а во-вторых стараниями старшины Петренко наш Славик утром был, как огурчик. То есть не зелененький и в пупырышку, а свежий и бодрый. Как уж там старшина колдовал над ним, какие методы современной опохметологии применял, то мне неведомо, но мы с Бартоном с трудом узнали вчерашнего гостя.
Со мной уже был однажды подобный случай. То есть не со мной, а с Сережей в моем присутствии. Одна моя подруга, которую почему-то практически все звали по отчеству, Юрьевной, вдруг решила зайти ко мне в гости. И причем не одна, а со своей другой подругой, Милой, которую я до этого не знала. Обе были изрядно навеселе, а Мила так вообще "хороша". Настолько, что начала объясняться кому-то в любви в тесном коридорчике нашей "коммуналки". Оказалось, даже не соседу-плейбою, а соседскому псу. В общем, вела себя Мила до такой степени нетривиально, что произвела на Сережу совершенно неизгладимое впечатление.
Спустя некоторое время мы вновь встретились с Милой в офисе Юрьевны и, разумеется, принялись болтать, как старые знакомые. Сережа при этом сидел, словно воды в рот набравши, с твердокаменным выражением на лице, чего я никак не могла понять. И лишь когда Мила откланялась и ушла, он спросил меня:
- Алена, а что это была за дама? Ты даже нас не представила!
- Вот тебе раз! Так это же Мила, помнишь, она к нам в гости заходила вместе с Юрьевной?
- Да?! Ничего себе! Я не узнал ее трезвой!
Сейчас был примерно тот же случай. Только такое чудо, как Славик, имелось у нас, по счастью, в единственном экземпляре, поэтому мы хоть и были удивлены произошедшими в нем переменами, решили, что это - все-таки он. Просто методом исключений. Поскольку перед нами вместо пьяно хихикающего идиота предстал совершенно приличного вида молодой мужчина с осмысленным взглядом темно-серых глаз. Куда-то вместе с насекомыми-заколками пропала попугайская расцветка его волос, которые, хоть и сохранили свою длину, производили впечатление только что вымытых и были перехвачены сзади в виде хвоста. Майка исчезла вместе с танцующей девицей, а вместо нее красовалась светло-кремовая трикотажная тенниска, украшенная над карманом и на левом рукаве бегущей строкой с какой-то надписью. На месте были только джинсы, обувь, которую я условно могу назвать кроссовками, и странный медальончик.
- Привет! - поздоровался он, когда мы с Бартоном зашли в землянку.
- Ух, ты! - не выдержала я, едва ответив на приветствие. - Когда это и как ты успел переодеться и вымыться?
- Вы-мыть-ся? - по слогам, словно пробуя слово на вкус, произнес он. - То есть стать чистым?
- Ну да!
Он мягко улыбнулся и стал говорить, старательно подбирая слова. Прямо как режиссер Якин в бессмертном фильме про Ивана Васильевича, который меняет профессию: "Вельми понеже...Паки, паки... Иже херувимы..."
- Чтобы стать чистым, не нужно прибегать к помощи воды. Это очень расточительно, ресурсы не возобновляются. Для этого существует индивидуальный универсальный гундиратор, - он показал на свой прибор-медальон.
- Ух, ты! - снова отреагировала я способом, достойным лучших традиций племени Мумба-Юмба. - А как он действует?
- Очень просто! Гензирующие поля, генерируемые гундиратором, интерферируют с собственным биополем человека, что приводит к эффекту частичной или полной смальгации на молекулярном уровне. А при генерации гензирующих полей, моделируемых частотой альфа-импульсов головного мозга, можно достичь эффекта кригации и, соответственно, декригации.
Как все просто! После его объяснения все становится практически прозрачным! И как же это я сама не догадалась, что дело всего лишь в гензирующих полях и эффекте смальгации!