Шакур уже был на ногах и пил чай, заботливо ему приготовленный Сэмом (Семеном Галицким).
— Бача, расскажи о себе и своей семье, нам очень интересна твоя проблема, — начал я.
Шакур минуту подумал, сел по-турецки, отставил кружку с недопитым чаем. И поведал нам свою историю с самого начала.
Его отец был третьим сыном в семье. Семья жила не богато, но у дедушки хватило калыма, чтобы купить невест и женить первых двух сыновей. При этом, он поставил условие братьям отца Шакура, что они будут должны построить ему дом. Чтобы он жил отдельно. Нельзя холостому мужчине жить в доме женатых братьев. Братья выполнили обещание с честью и у отца Шакура — Камиля, появился свой дом и двор, который мы уже видели. Но одному, с таким хозяйством, справиться тяжело. Отец решил найти себе женщину и начал наниматься на работу, чтобы скопить на калым. Пахал и сеял поля, пас овец, охранял торговые караваны, но денег так и не скопил. В хозяйстве только появился десяток овец, ну и с едой особых проблем не было.
Тогда он решил украсть невесту. Нет, не из родного кишлака, а из того, что выше по течению Мургаба (название реки). Кишлак был таджикский, но отношения с ними были довольно нормальные. В выходной день часто ходили к ним на базар, торговали разной мелочью. Камиль ездил с караванщиками в этот кишлак, и ему приглянулась одна таджичка. Они уже встречались с ней втайне от её родителей. Она, страсть, как не хотела замуж за сына торговца. И они сговорились о похищении, потому что Камиль ей очень нравился.
В одну из ночей он прокрался к ним в дом, и они сбежали вместе Гюльнарой, так звали мать Шакура. Камиль привел её в дом отца и попросил благословения. Отец не стал препятствовать и с помощью сыновей расплатились с муллой за свадьбу. Теперь Камиль мог жить с ней в своём доме. И все бы хорошо, если бы не родственники Гюльнары. Они поклялись отмстить проходимцу Камилю за то, что он лишил их калыма и опозорил семью. Тем временем, семья Камиля росла — родился сын, старший брат Шакура — Ахмад.
Родственнички пытались ночью пробраться в дом, и не один раз, но отец был бдителен и каждый раз давал отпор. Им был подстрелен старший сын семьи Гульнары. Примерно на год попытки наказать семью Камиля прекратились, и у них родилась дочь Зафира. Хозяйство тоже росло, теперь у них было тридцать овец и Камилю приходилось отдавать овец в отару, чтобы охранять дом. Платил ягнятами с окота. В общем, так и жили. Родилась ещё одна дочка Галлия, а потом через год и сам Шакур.
Казалось, все беды и обиды забылись. Но вот недавно, родственники матери подстерегли отца и его брата Ахмада в горах, когда те пасли овец. Их убили, а отару угнали. У них только остались — четыре овцы с ягнятами, которых оставили дома, одна коза, немного муки, сушёных фруктов и так, по мелочи. Заканчивая рассказ, он готов был расплакаться.
Я похлопал его по плечу, ободряюще сказал:
— Держись Шакур, ведь ты мужчина. Помни — ты воин и защитник, и у тебя под защитой три женщины. Самые родные и близкие тебе.
Шакур вытер набежавшие, было, слёзы и сказал:
— Да, я мужчина. Я — воин, — и гордо поднял голову.
— Шакур, помни — ты за них в ответе. И мы, как воины, хотим помочь воину. Прими от нас этот скромный подарок, — и я придвинул наполовину наполненный рисом мешок.
Он посмотрел на меня и сказал:
— А патроны дашь?
— Вот к этому карабину, пожалуй, найдутся патроны, — сказал я, указав на «Мосинку»
— У тебя сколько к ней осталось?
— Ещё три, — похвалился он.
— А стрелять-то умеешь?
Он аж побагровел.
— Я воин, — гордо произнес Шакур.
— Ну что же, давай посмотрим.
Я взял карабин, открыл затвор — патрон из патронника упал мне в руку. Я вернул его на место в магазин, добил туда ещё два патрона, которые вытащил из ленты ПКМ. И вернул затвор обратно, дослав патрон в ствол.
— Шакур, на скале, метров пятьсот вооон туда, сидит птица, — указал я пальцем. — Сможешь её подстрелить?
— Конечно, смогу. Но сначала пусть стрельнёт кто-нибудь из вас.
— Кудря, снимешь орла?
— Попробую.
Он прицелился из СВД и выстрелил. Я глядел в бинокль, пуля ударила чуть правее сидящего на скале орла. Он встрепенулся, но не улетел. Миха прицелился второй раз, но Шакур, отвёл ствол вниз и сказал:
— Теперь я.
Он поправил планку прицела, вскинул карабин, выстрелил. И гордая птица, потеряв несколько перьев, стала падать с уступа вниз.
Шакур повернулся к нам и гордо улыбнулся во весь рот.
— Учись студент, — сказал я, обернувшись к Михе. — И без всякой оптики.
— Так он здесь все направления ветра знает, а я чё?
— Ни чё… Должен просчитывать всё, прежде чем выстрелить.
— Рома, вскрой цинк патронов к ПК. Парнишка пачку заработал.
— Сделаем.
— Шакур, за этот выстрел ты получишь пачку патронов к этому карабину, но это пока всё. Мы здесь будем ещё дня три. А пока мы здесь, вас не тронут. Уверен, таджики не сунутся в кишлак.
Он грустно улыбнулся, но всё равно остался доволен.
Ушёл он от нас загруженный рисом и тушёнкой. А вечером, когда уже начало темнеть, снова вернулся, неся в руке большой казан с пловом, приготовленным из этого риса. Он похвалился нам, что сам зарезал овцу, а его сестра Зафира, специально для нас его готовила. Поскольку мы не так давно поели, пришлось звать на помощь сапёров, чтобы съесть всё, что для нас приготовила сестра Шакура. Было бы оскорблением не принять такой дар, а тем более, не доесть его до конца. Шакур остался доволен увиденным. И то, с каким аппетитом бойцы ели плов его сестры, очень радовало его детскую душу. Домой он уже летел с радостным лицом и пустым казаном.
В общении с этим парнишкой прошли оставшиеся дни. Он похвалился нам своим арсеналом — британским карабином, пистолетом — пулемётом Шпагина. И даже принёс показать гладкоствольное кремневое ружьё, обильно украшенное бисером и различными узорами. И даже дал мне из него пальнуть. Я, как дитя, был в полном восторге — мне дали выстрелить из семейной реликвии, которая передаётся из поколения в поколение, от отца к сыну. А это знак большого доверия.
Его мать вернулась домой за день до нашего отъезда. Шакура предупредили, чтобы хотя бы неделю не давал ей работать. Швы от операции были наложены из жил лабораторных животных, и необходимости снимать их не было. Вечером, по этому случаю, он притащил для нас огромную дыню, которую мы бесцеремонно сожрали.
Когда пришёл день покидать гостеприимный кишлак, я подошёл к взводному. Уговорил его дать мне цинк патронов к ППШ, которые были только у него, потому что он пользовался пистолетами ТТ. У него всегда висело на ремне две кобуры с этими машинами, владел он ими виртуозно, с двух рук, и всегда возил с собой ящик патронов 7.62 х 25. Вот на один цинк из этого ящика я его и раскрутил, выпросив взамен у Шакура ещё одну дыню.
И когда пришло время прощаться, я отвёл парнишку в сторону и сказал:
— Шакур, мы уезжаем, теперь ты должен рассчитывать только на себя. Вот здесь, в окопе, — я указал ему место, — закопаны патроны для ППШ и Мосинского карабина. Сейчас их не трогай, а как уедем, выкопаешь и унесёшь к себе. Никому не говори, что они у тебя есть. Пусть думают, что ты бедняк. А в нужный момент они спасут тебе и твоей семье жизни. Кто же знал, что мои слова окажутся пророческими.
— Как твое имя, воин? — спросил он тогда.
И не надеясь, что он запомнит, я сказал:
— Володя меня зовут, Володя.
Глава 6
Год 2003, сентябрь, 19 число. Вторник.
Россия, Волгоградская область.
Город мы проехали, не заезжая в него и промчались до Борисоглебска, там заправились и рванули дальше. Шли на максималке, насколько позволяла дорога и машины, в среднем 80 км/ч. Остановились в районе Михайловки, перекусили, поменялись местами на машинах и продолжили движение, решив встать на ночь уже в Волгограде. Теперь уже я шёл на последней машине, Миха сидел в «Исузу», а Ромка — в моём ЗИЛке. Уже к вечеру мы проехали Волгоград и остановились в Райгороде.
Поужинали в придорожном кафе и после ужина решили продолжить движение до полной усталости, время играло против нас. Ведь скоростные фуры двигались быстро, тем более, водилы в дороге меняли друг друга, и фура шла ночью. Мы себе такую смену водителей позволить не могли и поэтому, хотели как можно быстрей преодолеть максимальное расстояние.