— Агашка, ты меня знаешь, сначала выслушай, а потом в амбиции кидайся. Нам эта наркота не нужна, и мы наоборот, хотим припереть кое-кого к стенке. А если быть точнее, нашего нанимателя. Уж больно он хорошо устроился и позорит ветеранов. В общем, дело такое. У тебя есть место, о котором мало кто знает? Чтобы выгрузить всё, что нам загрузили и сохранить это до лучших времен.
— Смотря, что хранить?
— Нам нужен доступный тайник для стреляющего железа.
— Ещё лучше! С ним повяжут, не отмоешься. Вы меня под статью подводите.
— Агашка, не тупи, а то ты при советах с оружием дел не имел. Когда мы служили, ты «Калаш» дома держал и никого не боялся. А сейчас, так вообще, в каждом доме по паре стволов.
— Много ты знаешь. Времена меняются. У нас всё поизымали, и даже гладкостволы. В приграничной зоне живём, нельзя.
— Чудны дела твои, отец народа Туркменбаши, — попытался сострить я.
— Не прикалывайся, он тут не причём. Это дела местных. Баями, ханами и шахами себя возомнили. Теперь оружие только у их личной охраны.
— Вот, ни за что не поверю, что ты свой сорок седьмой взял и отдал этим грёбаным байским «ополченцам».
— Конечно, не отдал. Тут в 94-ом такое было, что без ствола никак. Есть у меня кладовка в сарайчике, в ней и прятал. Но там много не положишь. Я пастухом тогда работал, другой работы не было, и не женат был. Вот тогда в сопарях землянку себе и вырыл. Когда разборки здесь начались, там и жил. В общем, можно туда наведаться и то, что покрупней, спрятать в ней.
— С этого и надо было начинать, а то ты со своим восточным колоритом все мозги мне разбил на части. Ну, покажешь кладовку? Или сразу в сопки двинем?
— Ты же ведь не отстанешь, пока не покажу. Допивай чай и пошли.
— Уже допил, идём? — мы встал с достархана, и направились за Агашкой.
Зайдя в хоз. постройку я осмотрелся. Сарай как сарай, как и все здесь сараи, глинобитный. Вдоль стены, что-то типа верстака, где были прикреплены тиски и двигатель с наждачным кругом. Справа, в углу от верстака, тумбочка с выдвижными ящиками. И на правой же стене, прибиты держаки для инструментов. В них были вставлены молотки, пилы, напильники, стамески, в общем, весь положенный набор хозяйственного мужика. Агашка, подошёл к тумбочке и выдвинул её из угла. Потом, с другой стороны стены освободил один из держаков от инструментов, сложив их на тумбочку. Повернул этот держак вверх, как ручку двери, и дернул на себя. Стена, с виду глиняная, как и весь сарай, плавно, без скрипа, стала открываться. За ней было маленькое, всего полметра шириной помещение. В стену которого были вбиты арматурины, на них висела двустволка и старый АК-47. Внизу стоял металлический ящик с крышкой. Там хранились боеприпасы.
— Неплохо, неплохо, — сказал я.
— Ну, вот, это мой личный тайник. Сюда можно повесить ещё несколько стволов так, чтобы под рукой были. Ну, а остальное спрячем в землянке, если конечно у вас не слишком много.
— Не слишком, только на нашу компашку, ну и тебе перепадёт.
— Тогда зарываем стенку и поехали к землянке?
— Одобрям, поддерживам. Только чайку в термосе возьми.
Агашка задвинул стену на место, повернул держатель как большую дверную ручку, запирающую дверь. И мы вышли из сарая. Когда садились в машину, Мадина принесла нам большой термос с чаем. Я поблагодарил её, и мы поехали в направлении реки. Туда, где остались наши товарищи с грузовиками.
Подъехали, я крикнул в окно, чтобы парни собирались. Но они уже были готовы, попрыгали в машины и поехали за нами. Выезжали по низине Маргаба, потом через мост на посёлок Пограничник и, не доезжая его, повернули вправо в сопки — там по узкой грунтовке поехали вверх. Ещё один поворот направо, и вдоль хребта, к подножию ещё более высокой сопки. Остановились возле развилки. Одна дорожка шла на север, вторая — к раю крутого склона сопки.
— Вот и приехали, — сказал Агашка. — Поверните налево и останавливайтесь.
Что мы и сделали. Вышли из машин, Ромка подошёл к нам и поздоровался с Агаиром.
Агашка обнял его и сказал:
— Ну, привет, сиделец.
Он звал его так с начала нашего знакомства, когда мы пятнадцать лет назад отсиживали десять суток на гауптвахте. Тогда Ромка впервые обратился к нему через забор двора «губы», крикнув:
— Гражданин! Помогите сидельцу отправить маме письмо, — и просунул в щель между плитами бетонного забора запечатанный конверт.
Агашка письмо отправил. А потом, пока мы отбывали наказание, часто приходил к нам потрещать за жизнь. А когда мы отбыли десять суток, то нас оформили в приежку, и вот тогда наше знакомство укрепилось в дружбу. Меня Агашка тоже не называл по имени или фамилии, не знаю почему, он всегда обращался ко мне по званию. А Миху звал, как и все мы, очень ему понравилось слово — Кудря.
— Веди нас к своему схрону, — произнёс я.
— Так мы уже возле него, — усмехнулся Агаир.
Я огляделся по сторонам, но ничего не заметил. Видно, давно он здесь не бывал — присыпало всё мелким глиноземом и следов не осталось. Агашка усмехнулся, и спросил:
— Что? Не нашёл?
— Не нашёл, — пришлось признаться.
— Вот и хорошо, — он повернулся направо от дорожки, где стояли машины. Сделал шагов двадцать в сторону склона. Наклонился над кустом какого-то растения, похожего на терновник. И, вытащив из-под куста верёвочный канат, крикнул нам:
— Ну, что рты открыли, помогите, здесь всё присыпало. Мне одному не сдвинуть.
Мы подхватились и помогли сдвинуть крышку с места. Наши водилы тоже вылезли из машин и с любопытством наблюдали за нашими действиями. Крышка входа отъехала в направлении, куда мы тянули и нашему взору открылся лестничный спуск вниз. Миха хмыкнул и проговорил:
— Сим-Сим, откройся. Ну, показывай свою пещеру, Али-баба чёртов.
Агашка изобразил улыбку, оскалив зубы. Достал из кармана ключ к навесному замку и пошёл вниз. Повозился там, чихнул раза три и позвал нас. Я проскользнул следом за хозяином «кладовой», держа в руках аккумуляторный фонарь типа «летучая мышь».
— Ну, ни хрена себе! И сколько ты рыл этот бункер?
— Это еще не всё, там за стеной ещё одна комната. В ней я храню припасы — «на всякий пожарный». А делал я его почти три месяца. Очень напряжённо было оставить всё это в тайне, но как видишь, здесь никто не бывает.
Землянка была шикарной. Посреди большой комнаты был стол и две лавки, вкопанные в грунт. Вдоль торцевой стены стоял постамент, на котором могли улечься шесть человек в спальниках. Возле другой торцевой стены, в которой была широкая дверь, стояла небольшая буржуйка, обложенная кирпичом.
— Агашка, а ты что, печку по-чёрному топишь? Отвода под трубу не вижу.
— А это мой маленький секрет. Хочешь, покажу? В стене, вон смотри, труба. С виду для вентиляции. Так и есть, а вот зимой она ещё и дымоотвод.
Он открыл дверь в другую комнату и достал кусок гнутой трубы. Один конец надел на печь, а второй пристыковал к выпирающей из стены трубе. Задвинул на концы стыковки хомуты и, вытащив отвертку из кармана, затянул их.
— Ну вот, теперь можно топить, двадцать минут и здесь курорт.
— А куда же дымоход выходит, что-то мы его наружи не видели?
— Он намного выше, там за двумя песчаными валунами. Я его тоже под песчаник замаскировал. А вот смотри, какую заслонку я сделал регулировать тягу, — и он протянул руку к трубе, в которой по центру торчал рычажок.
Повернул его направо под 90 градусов, потом обратно и произнес:
— Вот — открыта заслонка. Вот — закрыта, как у карбюратора.
— Лихо, Агашка. Здесь вообще семьёй жить можно. А что там, в другой комнатке?
— Там тоже комната, почти такая же размером. Стоит большой цинковый бак с водой. Тушёнка, каша и сгущёнка. Когда русские погранцы передавали часть нашим властям, то наши не спешили туда, вот и воспользовался. Склад ПФС раздербанил, а доски, которыми землянку обшил, со склада АТВ из-под снарядов к «Граду». Бревна для каркаса — с креозотного двора. Там много было заготовлено, ошкурено, но в креозот не успели окунуть.
Вовремя подсуетился, у соседа лошадь с телегой взял, за день пять рейсов сделал. И самое главное, что успел. Через неделю такое началось… делёж имущества со стрельбой, многим досталось по пуле.