Потом я проверил оставшиеся приборы и они не вызывали нареканий. Сложил всё обратно в коробки и отнес в багажник «Исузу».
Утром нас разбудил Рома, сунув кружки с кофе под нос. Мы поднялись, умылись и, позавтракав, двинулись в путь, обратно к перекресту на Саратов. Достигнув нужной точки, мы повернули направо и поехали в сторону Саратова. Через пару километров мы увидели стоянку для большегрузных трейлеров.
— Рома, сворачиваем на стоянку, — сказал я в гарнитуру.
— Понял, — ответил он и включил поворотник.
Наша маленькая колонна тоже приютилась на этой стоянке, и мы пошли в закусочную, где обычно подкреплялись водители.
— Что делаем? — спросил Миха.
— Кушаем. Узнаем — кто, в каком направлении едет и на какой машине.
— Что-нибудь придумал?
— А что тут думать, если кто-то едет в нужном нам направлении, крепим к нему наши маяки, а сами прём по своему маршруту. Просто удача, что стоянка недалеко от перекрестка.
Вскоре мы узнали, что один из водителей со своим напарником едут в Оренбург и как раз через Уральск. У них был комфортабельный «Volvo» красного цвета, с огромным спальником и более огромным прицепом. Пока Мишка и Ромка травили с ними байки, я вышел на улицу и нашёл этот караван-сарай. Изнутри переднего хромированного бампера прилепил маяк с «Исузу». За кабиной, в прицеп под тент кинул один маяк, снятый с ЗИЛа. А второй маяк тоже кинул в прицеп, но уже с тыльной стороны фуры. Если кто-то будет наблюдать, то создастся впечатление, что идёт очень плотная колонна. И даже, если машину отцепят от прицепа, то наблюдателю будет казаться, что грузовики ждут, а на джипе поехали за покупками. Я зашёл в забегаловку и махнул своим друзьям, они распрощались со словоохотливыми дальнобойщиками, расплатились и вышли ко мне.
— Ну? — спросил Мишка.
— Чё ну, садись за руль и дёру в обратном направлении. Нам надо нагонять время. Придётся идти на пределе, чтобы выиграть эту гонку и получить фору.
Мы сели по машинам и погнали обратно на Балашов.
Глава 4
2009 год, сентябрь, 11 число.
Афганистан, провинция Бадгис, Маручак.
Утром я встал рано, как только стало достаточно проникать света в вытяжное отверстие в потолке. Разжёг костер в центре каморки и заварил себе колючку. Потом взялся за автомат (для особо придирчивых — Пистолет-Пулемёт), ствол оказался в неплохом состоянии, достаточно поезжанный. Но видно, что за ним ухаживали и хранили в масляной тряпке, ржавчины абсолютно не было. Разобрав его, я разорвал свою майку, заглянул в лампадку — там оказалось машинное масло. Заново почистил ствол, смазал затвор и остальные части. Потом стал насухо всё вытирать. По опыту знал, что в этих условиях масла много нельзя — налипнет пыль и песок, и тогда жди беды, откажет в самый неподходящий момент. Затем разобрал диск и проделал с ним аналогичные операции. Потом снарядил патронами из новеньких пачек и присоединил к автомату. Ура, теперь меня голыми руками не возьмёшь.
Я аккуратно положил его на топчан рядом с собой, стволом в сторону двери. И начал умываться, набирая ртом воду из кувшина и поливая себе на руки изо рта тонкой струйкой. Закончив все процедуры, я стал терпеливо ждать новостей от Шакура и его компании.
Спустя какое-то время они пришли, уже вчетвером. Сначала зашли Шакур и Назир, потом прошмыгнул шустрый, небольшого росточка парнишка. А затем вошёл огромный детина — ростом под два метра, широкий в плечах, ну прям, борец тяжеловес. В его руках пулемёт РПД (Ручной Пулемёт Дегтярёва обр. 1944 г.) казался игрушкой.
Шакур указал на меня и сказал:
— Это Волык.
Я улыбнулся и поправил:
— Волк, Шакур. ВОЛК!
Он кивнул и повторил:
— Воолк..
Потом обернулся и показал на мелкого:
— Это — Харез, а это — Батур, — ткнул пальцем он в здоровяка.
— Действительно, Богатырь (батур — богатырь, таджикск.), — сказал я.
— Ну, что нового?
— Мы идём на пост. Старики удивились нашему желанию, но не запретили.
— Отлично, и когда?
— Завтра. Утром.
— А во сколько вы выходите?
— Обычно ночью. Чтобы, когда начало светать, уже быть там. Примерно за три часа до рассвета выходим.
— Так это значит, сегодняшней ночью?
Шкур кивнул. И сказал:
— Я соберусь и зайду за тобой, с остальными встретимся уже на тропе. Да, вот ещё.
Он протянул мне туристический жилет серого цвета, с множеством разнообразных карманов, четыре их которых были чем-то заполнены. Я принял и заглянул во внутрь. В двух из них лежало по гранате Ф-1, в двух других — ещё четыре пачки патронов к ППШ. Следом подошёл Назир и протянул мне тряпку, в которую был завёрнут пистолет с запасным магазином и ещё один диск. Я вытащил и осмотрел пистолет. Это была испанская «Астра» мод. 600, 1947 года выпуска. Выщелкнул магазин, передёрнул затвор и сделал спуск. Вроде, всё нормально, хранили тоже неплохо. Потом Назир протянул мне пачку патронов, 20 штук 9x19mm Luger/Parabellum.
Меня это очень порадовало, я поблагодарил их всех за заботу. И немедленно принялся снаряжать магазины. Зная хитрости этого пистолета, я дослал патрон в патронник, вынул магазин, добавил ещё один патрон и вставил его на место. Оставшиеся три патрона положил в небольшой нагрудный карман жилетки. Потом снарядил второй диск, он был хорошо вычищен, и не было нужды смазывать его заново. Всё это я распихал по карманам жилетки. Диск — в большой левый карман, пистолет — в правый, а магазин к нему — в нагрудный. Надел жилет, попробовал доступ к карманам, попрыгал, вроде всё удобно и ничего не гремит.
Друзья молча наблюдали за моими действиями. Когда я одобрительно кивнул и сказал, что готов, они начали выходить из моего пристанища. Остался только Шакур.
— Отдыхай Волк. В обед приду, поедим, а сейчас нам надо собираться.
И тоже пошёл во двор.
Я довольный приобретенным снаряжением улёгся на топчан и закинул руки за голову.
Шакур заглянул уже после обеда, когда у меня начало сосать в желудке, но он был не с пустыми руками. Внёс казанок с варёным мясом и варёным тестом, раскатанным в лепешки. Всё это было обильно полито жирной шурпой с луком. У меня аж потекли слюни. Был бы в Казахстане, это блюдо называлось бы бешбармак, а как на местном, я спрашивать не стал.
Мой гостеприимный и хлебосольный хозяин поставил это блюдо на середину комнаты, сделал жест, чтобы я подождал и снова вышел. Я прошёл в угол, где стоял тазик с кувшином воды, помыл руки, сел на циновку перед казаном и стал терпеливо ждать.
Шакур появился быстро, видно, что он тоже проголодался. Занёс закопчённый медный чайник с горячим чаем и огромную продолговатую дыню. Я чуть не подавился собственным языком и громко сглотнул слюну.
Шакур, видя моё нетерпение, уселся на циновку напротив меня. Разлил чай по глиняным пиалам, разломил лепёшку и жестом пригласил к трапезе. Ели мы, не торопясь, наслаждаясь каждым кусочком нежнейшего мяса, закусывая тестом с луком и запивая ароматным чаем. Казан незаметно опустел. Никогда не думал, что вдвоём можно столько съесть. А я, с улыбкой на лице, лепёшкой хлеба вытирал казан насухо и отправлял пропитанные шурпой куски себе в рот. Шакур, с благоговейной улыбкой добродушного хозяина, одобрительно кивал головой и уже резал спелую дыню.
Закончив трапезу, я отвалился в сторону и томно произнес:
— Рахмати калон… хеле болаззат. (большое спасибо, очень вкусно — таджикск.)
Он улыбнулся во всё лицо и, поклонившись, сказал:
— Мархамад. (пожалуйста — таджикск.)
Делать ничего не хотелось, и мы продолжали попивать чаёк.
Потом Шакур встал и вышел во двор, принёс мне сумку-перемётку, в которой лежало свёрнутое верблюжье одеяло и алюминиевая армейская фляга. В другом отделении — завёрнутые в тряпицу три лепёшки, сушёно-солёное мясо, мешочек риса и маленький мешочек соли, кисет сушёной зелени и приправ, и точно такой же — с чаем. Я кинул туда оставшиеся четыре пачки патрон и положил его на топчан у изголовья.