Вошедший улыбнулся, взглянув на меня. Прижал палец к губам и с жутким азиатским акцентом произнес:
— Тэбе лежать, лежать Володя. Твой голова бум, — и показал соответствующий жест.
Мои глаза были готовы вылезти из орбит. И он попытался объяснить:
— Я тэбе помнить, ты мне патрон давать, Володя.
— Где я? — только и смогли произнести мои губы.
— Ты моя гость. Маручак помнить? Маручак?
— Кто ты? — выдавил я.
— Моя Шакур, — и он приложил руку к груди.
— Яхши, (хорошо — таджикский) — всё, что смог сказать я и провалился в беспамятство.
Очнулся спустя несколько часов от жуткого сушняка во рту, при этом чувствовал себя гораздо лучше. Удалось сесть и осмотреться без эксцессов. Возле топчана стоял глиняный кувшин с водой, напился с жадностью и враз вспомнил вкус этой воды. В голове сразу пронеслись мысли: «Да, теперь дизентерия обеспечена».
С трудом встал на ноги, голова ещё кружилась, но пересилив себя, дошёл до двери. Прислушался и стал медленно её открывать. Во внутреннем дворике сидел гостеприимный Шакур и чистил старый британский Ли Энфилд.
Увидев меня, он замахал руками — мол, спрячься. Пришлось жестом позвать его и закрыть дверь.
Шакур, оказался догадливым и спустя десять минут зашел ко мне в каморку с миской плова, солидным куском лепёшки и с солдатской кружкой чая. Ел я молча и с большим удовольствием. Но вот от чая отказался, попросив сделать отвар из верблюжьей колючки.
(В дальнейшем, чтобы не напрягать читателя смесью таджикско-туркменско-русского, все диалоги буду писать доступным языком. Благо Шакур сносно говорил на русском, а мне в своё время пришлось изучать таджикский и немного туркменский.)
— В чём дело? — спросил он.
— Я не привык к вашей воде, боюсь заболеть.
Он понимающе кивнул и ушёл во двор. Я же постарался сосредоточиться и заставить работать свою память.
Примерно через полчаса Шакур вернулся, держа в руке кружку с отваром колючки. Я принял кружку и, грея руки, стал медленно пить не очень приятный напиток. Я знал, что колючка хороший антисептик. И поэтому выпил всё, надеясь, что не успел подхватить заразу, выпив сырую воду.
Шакур молча сидел возле стены и ждал, когда я закончу.
Отдав ему кружку, я спросил:
— Скажи дост, (друг — пушту) как я сюда попал?
Шакур минуту помолчал и начал свой рассказ.
Как оказалось, у них, в трёх километрах на север от поселка, есть маленький заброшенный кишлак. Там есть что-то, типа блокпоста. И вот вчера, Шакур и пара его ровесников, были на службе этого блокпоста. Их послали в дозор к броду реки на границе Туркмении и Афганистана. Они устроили наблюдательный пункт, и им открылась такая картина.
Со стороны Туркмении дорога возле брода раздваивается. Одна часть поворачивает влево и вдоль реки ведёт на север, а вторая часть ведёт в Афганистан через реку.
На этой дороге они увидели машину, мчащуюся в сторону границы. Это был «Паджеро» серого цвета. Он вилял, но не сбавлял скорости. Следом за ним мчался «Хамви», камуфлированный для пустыни. Им стало интересно, что же будет. И они, не отрывая глаз, наблюдали за развитием событий. Домчавшись до развилки, «Мицубиси», не сбрасывая скорости, помчался к броду. Поняв, что он может уйти в Афганистан, сидящие в «Хамере» открыли огонь из пулемёта. Но скорость и неровности дороги не давали прицельно вести стрельбу. «Паджерик» стал пересекать реку и ему, волей-неволей пришлось сбросить скорость. «Хамви» нагонял, и когда «Мицубиси» был уже на середине реки, ему попали в бензобак. Машина загорелась, и раздался несильный взрыв. Два человека в горящей одежде вывалились из машины в реку, а водитель продолжал движение. На выезде из брода раздался ещё один взрыв, но гораздо сильнее первого. Водителя выкинуло из машины, и он упал за огромными камнями. Наблюдатели вместе с Шакуром решили помочь выжившим, и стали осторожно спускаться с наблюдательного пункта к реке. Но и владельцы «Хамви» тоже не дремали. Они подъехали к реке и выбежали, чтобы захватить тех, кто ехал в «Паджеро» или убедиться, что они мертвы.
Шакур заметил, что вышедшие из машины были одеты в НАТОвскую форму и вооружены американскими винтовками. Здесь они окончательно решили вмешаться. Теперь они шли открыто, демонстрируя свое оружие. НАТОвцы не стали долго возится, перестрелка с афганцами им была не нужна. Подхватили двух выпрыгнувших первыми из машины человек и поволокли к себе. Скорей всего, они не видели, когда и куда упал третий. Или были уверены, что их двое. В общем, они быстро загрузили раненых и спешно ретировались. Шакур, Харез и Назир, имена его друзей я узнал из рассказа, быстро побежали к третьему человеку. Он был закопчён гарью, с множеством ссадин и не подавал признаков жизни. Они думали, что человек мертв, но Назир нащупал пульс и сказал, что человека надо спасти.
Хареза послали за лошадью, а Шакур и Назир, оттащив раненого подальше от реки, остались ждать помощи.
— И вот ты здесь, — закончил свое повествование Шакур.
— Понятно…. — пробурчал я. Хотя на самом деле, рассказ моего спасителя не продвинул меня ни на шаг, а только ещё усложнил и запутал ситуацию. Одно было ясно, отсюда надо убираться. Будут искать по любому, но уже через войска, находящиеся в Афганистане.
Кошмар… вопросов было больше чем ответов, к тому же… «Что-то с памятью моей стало», — пропел.
— Что? — спросил Шакур, но увидев моё отрешенное лицо, махнул рукой и вышел из каморки.
Я мучительно думал, что делать и как собрать кусочки мозаики воедино. Для начала надо было переодеться и отрастить бороду. Я потёр свой подбородок с трёхдневной щетиной — этого мало. Идеальный вариант — отсидеться здесь. Но это очень опасно не только для меня, но и для всех в кишлаке. Особенно, для Шакура и его друзей. Ведь они меня притащили сюда втайне от всех. В конце концов, в моей голове начала формироваться идея, которая давала шанс выжить и не подставить кишлак под удар.
Подойдя к двери, я выглянул наружу — во дворе никого не было. Выходить не рискнул, пришлось вернуться и лечь на топчан.
Время шло к вечеру и мне ничего не оставалось, как только ждать. И вот, наконец, я услышал шаги. Ко мне в каморку вошли уже двое — Шакур и ещё один человек, такого же возраста. Они принесли мне варёное мясо с шурпой и афганскую одежду. Я потёр руки, сказал спасибо. Сначала досыта наелся, запив всё отваром, потом переоделся. Одежда была впору. Я крякнул и подумал: «Эх, зеркальце бы ещё. Да побольше, размером как в примерочной. Нет, и чёрт с ним».
Усевшись на топчан, я произнес:
— Шакур, познакомь меня с другом.
— Это Назир, — сказал он.
Поклонившись ему, я поблагодарил за спасение и назвался своей фамилией, решив, что так будет проще. А то имя не каждый выговорит. И улыбнулся, вспомнив как смешно, с акцентом, меня называл Шакур. У него получалось не Володя, а Володай с ударением на первый слог.
— Волков. Можно просто — Волк, — сказал я и протянул руку.
Назир пожал её и улыбнулся.
— Садитесь друзья, у меня к вам долгий разговор.
Они сели на пол на циновки, что пришлось сделать и мне. Дабы не возвышать себя над ними. В общем, элементарный знак уважения.
— Шакур, тут дело такое, — начал я. — Если меня обнаружат у тебя, то вас ждут большие неприятности за то, что укрываете неверного. Но это — ничто, по сравнению с тем, что ждёт весь кишлак, если меня найдут тут НАТОвцы.
— Они сюда не пройдут, у нас дороги перекрыты, — возразил мне Назир.
— Бача, (мальчик, парень — таджикский) пойми, они всё равно пройдут. Ваши блокпосты разнесут с вертолётов, и тогда в ауле совсем не будут церемониться. Они и воюют по-другому, не так, как мы. Сначала отбомбятся, а потом проведут зачистку. Пострадает много народа.
— Что надо делать? — спросил уже Шакур.
— Мне надо уходить из кишлака.
— И куда ты пойдёшь? Там тебя ждут, здесь убьют. А за моей семьёй должок к тебе, — произнес Шакур.