— Мам, прошу тебя… не делай этого! — Она приложила ладони к груди. — Я ведь только начала по-настоящему жить, зачем ты губишь меня?
— Это я гублю тебя? Да это вы все скоро с ума меня сведете! Сначала один, затем вторая… вы все будто ненавидите меня! — Сорвалась Ирина Сергеевна. Она закрыла лицо руками и начала плакать.
Слеза скатилась с Викиной щеки, и она обняла мать.
— Мам, ну что ты такое говоришь? Мам, перестань!
— Вы все ненавидите меня. Смерти моей желаете, да? — Мать отодвинулась от дочери.
Вика снова попыталась успокоить маму.
— Нет! Зачем ты так говоришь? Даже не смей так думать! — Вика вытерла слёзы. — Пожалуйста, успокойся!
Ирина Сергеевна наконец обняла дочь, и они вместе залились слезами.
— Мы всё переживём, всё выдержим. — Успокаивала Вика.
— Да… да… — Ирина Сергеевна отстранилась от дочери и вытерла слёзы. переживём…
Мать перемешала чай и отложила ложку на стол. Все это время Вика отчаянно наблюдала за её действиями.
— А теперь иди к себе. И не смей даже думать о том, чтобы выйти на улицу.
Вика окончательно убедилась в своем безысходном положении, и перед глазами все стало как в тумане. Она медленно встала из-за стола и направилась в комнату. Ей было настолько горестно, что даже слёзы больше не прорывались наружу.
Прошло два дня. Все это время Вика не разговаривала с матерью, когда та заглядывала к ней в комнату. Ирина Сергеевна хотела, и даже пыталась наладить общение с дочерью, но та принципиально не шла на контакт. Каждый раз, приходя с работы, Ирина Сергеевна надеялась как раньше посидеть на кухне с Викой и поговорить о том, как прошёл день. И с каждой новой неудачной попыткой наладить контакт, она понимала, что все больше и больше теряет дочь.
Её запрет был не из плохих побуждений, просто она, как любой родитель, переживает за своего ребёнка, ведь одна из основных задач матери- уберечь дочь от злых лап внешнего мира.
На третий день, когда Ирина Сергеевна была дома, в их квартире раздался телефонный звонок. Вика никак не отреагировала на него, ведь уже давно смирилась с тем, что все звонки адресованы родителям. Ирина Сергеевна отложила книгу и направилась в гостиную.
— Да? — она подняла трубку.
— Добрый день. — На другом конце провода послышался знакомый голос.
— Андрей Антонович? Чем могу помочь? — Она старалась держать себя в руках.
— Можете, пожалуйста, попросить Вику к телефону?
— Ах Вику вам к телефону… Вы знаете, я думаю, вам лучше не звонить сюда больше.
— Ирина Сергеевна, я понимаю, что произвел на вас не очень хорошее впечатление, но… ваша дочь уже достаточно взрослая, чтобы принимать самостоятельные решения, и если ей действительно докучает наше общение, Вика сама может сказать мне об этом.
— Вы ещё будете меня учить детей воспитывать? Что за наглость! Были бы у вас свои, вы бы поняли меня!
— Нет, Ирина Сергеевна, навряд ли я бы понял вас.
— Вот как… Не смейте приближаться к моей дочери!
Ирина Сергеевна с грохотом повесила трубку и скрестила руки на груди. Женщина тяжело вздохнула, пытаясь подавить в себе нарастающий гнев и повернулась в сторону коридора, где заметила дочь.
— Вика… — Она поняла, что её связь с дочерью окончательно разорвана.
— Не подходи ко мне. — Злобно прошипела Вика и ушла в комнату.
На следующий день, ближе к обеду, Вика сидела у себя в комнате и наигрывала мелодию на гитаре. Много раз она пыталась придумать что-то своё, однако её практически не посещало вдохновение. Пальцы перебирали одни и те же струны с похожим мелодиями, что изрядно надоело девушке. Но с момента «Заточения» в ней бушевало множество печальных эмоций, которые и подтолкнули её к созданию собственных мелодий, и несмотря на ноющую боль в груди, музыка хоть немного помогала держаться.
Дверь со скрипом отворилась, и в комнату заглянула мать.
— Я с Димкой поеду погулять. — Тихо, словно чувствуя свою вину сказала Ирина Сергеевна. — Буду вечером.
Ответа, как обычно, не последовало, и она закрыла за собой дверь. Когда входная дверь захлопнулась, Вика прислушалась, пытаясь понять, ушла ли Ирина Сергеевна. Когда девушка убедилась, что находится одна в квартире, она отложила гитару и вышла в коридор. Сделав себе чай, она встала около столешницы, и, с тоской смотря в окно, сделала глоток. Душный квартирный воздух словно сдавливал со всех сторон, из-за чего Вика последовала в гостиную и вышла на балкон. Там она облокотилась на перила и смотрела на летний московский вид. Она опустила голову и разглядела лавочку у подъезда, где несколько дней назад она прощалась с Андреем. Тоска нахлынула с новой силой, и Вика попыталась заглушить её ещё одним глотком чая.