Брыластая физиономия судьи чуть заметно вытянулась, когда он увидел уровень способности в моем паспорте. Я затаила дыхание. Но судья лишь дал знак судебному правдовидцу. Невысокая полная дама лет пятидесяти безо всякого выражения посмотрела мне прямо в глаза.
— Да, я верю, что Гортензия невиновна, — отчеканила я недрогнувшим голосом.
— У вас пять минут, — буркнул судья.
А вот этого в тринадцатом томе не было. Всего пять?! Гортензия в такой прострации, что ее за пятьдесят минут расшевелить бы. Давай, Авла, соберись! Иначе пропадете обе.
— Привет! — я оперлась о загородку, которая окружала скамью подсудимых. — Эй, привет! Ты меня помнишь?
Гортензия подняла на меня красные, опухшие от слез глаза и несколько мгновений бессмысленно моргала.
— Детектив, — побормотала она, когда я уже начала беспокоиться. — охотница за тайнами.
— Верно! — и очень своевременно, хоть и звучит бредово. Но это можно использовать.
— Меня интересует загадка: почему ты опаздывала вчера на работу?
— Близнецы заболели, — она вяло дернула плечом.
— И что из-за этого ты не сделала дома?
— Я ничего дурного не сделала, — пробормотала Гортензия.
Боги, как же ее запугали. Или вообще обработали магически? Если да, то наше дело плохо. Лучше буду думать, что нет. Сменю-ка я тактику.
— Дура!!!
Даже гвардейцы вздрогнули. Гортензия уставилась на меня изумленно.
— Дура! Тебя казнят за то, за что в лучшем случае увольняют! Давай, не говори никому, что ты делала на рабочем месте! Что делают только дешевые вульгарные дуры, и то — исключительно дома, а ты — прямо у правителя под носом, да? Никому не говори, какой ерундой занималась, пусть тебя за нее повесят! Дура законченная!
— Я красилась! Красилась! Простите меня…
Гортензия всплеснула руками и свалилась со скамейки, с грохотом утащив за собой весь металлолом, к которому была прикована.
— Это — ее единственная вина, ваша честь! — объявила я, повернувшись к судье. Тот посмотрел на меня абсолютно пустым взглядом:
— И как это объясняет тот факт, что она единственная, кто выжил в результате покушения?
— Ваша честь! А вы пробовали красить ресницы перед малюсеньким зеркальцем и дышать при этом?
В наступившей тишине раздался звук, будто в очень маленькой мышиной норке скрипнула очень маленькая дверь: не сдержавшись, хихикнула судебная стенографистка.
И что мне теперь делать?.. Боевой настрой иссяк, словно его и не было, я вдруг поймала себя на мысли, что хочу спросить верховного судью: "Можно мне теперь домой, ваша честь?" Будто какая-нибудь первоклашка.
Но судью я, похоже, больше не интересовала. Зато интересовала гвардейца, который преградил мне дорогу:
— Вы пойдете со мной.
Мог бы просто взять за шкирку и утащить. Даже жаль, что не потащил: ноги вдруг стали ватные, навалилась усталость, а мы все идем и идем, как в прошлый раз, с Люути. Когда они кончатся — эти коридоры и лестницы?!
И снова — дверь по охраной гвардейцев. Здесь уже несколько, вооружены до зубов. Где это мы?..
За дверью оказался светлый — никаких мрачных панелей — просторный кабинет: шкафы набиты книгами, карта мира на стене — не декоративное украшение, украшения так булавками не утыкивают. На противоположной стене — ландрийский флаг. Под флагом — письменный стол, за столом — человек.
Некоторое время меня словно не было в комнате. Наконец человек оторвался от бумаг и удостоил меня взглядом.
Если бы в комнате был маг-мыслечтец, он бы решил, что я не в себе.
— Так вот он какой — новый Канцлер, — подумала я. А потом:
— Как же я соскучилась…
Никто ведь не предупреждал, что Канцлер так похож на отца.
Очень медленно и очень аккуратно я сделала самый почтительный книксен, на который была способна с дрожащими руками и ногами.
Несколько мгновений он внимательно смотрел на меня, потом встал, обошел стол, присел на краешек и снова уставился. Точь-в-точь так разглядывал меня отец, прежде чем следовала реплика:
— И что означает этот неуд по поведению, дорогая моя?
"Когда в последний раз это было?.."
Такой же высокий и худощавый, с таким же крупным носом, глубокими носогубными складками, твердым упрямым подбородком — мне он достался по наследству, рыжевато-русые волосы тронуты сединой, но она почти не заметна.
Мелькнула глупая мысль: "А что, если родственник?.." Нет. Таких зеленовато-карих, почти кошачьих глаз у отца в роду точно не было. У них у всех были серые.