– Это невозможно, Линетт. Я видел ее живой и здоровой не далее чем вчера.
У Линетт свело живот. Она протянула руки к подлокотнику, чтобы опереться, и мистер Куинн, нет, Саймон, присел передней на корточки, озабоченно заглядывая ей в лицо.
– Я думаю, мы с вами многого не понимаем, – сказал он с явственным ирландским акцентом, мягко перекатывая слова во рту. – Пожалуй, вам стоит рассказать мне о вашей Лизетт, а я расскажу о моей.
Линетт, стараясь успокоиться, несколько раз сделала медленный вдох и выдох. За какие-то несколько минут на нее успели накричать, зацеловать до бесчувствия, и теперь сообщили, что ее сестра еще вчера была жива и здорова. Она знала, что этого не может быть, что здесь какая-то прискорбная ошибка, но в глубине души готова была поверить в чудо. Должно быть, всему этому какое-то объяснение, тем более что сердцем она ощущала с Лизетт такую же связь, как и два года назад, когда та была еще жива.
– Два года назад, – прошептала Линетт, – моя сестра погибла, когда карета, в которой она ехала, перевернулась. Там в салоне горела масляная лампа, масло пролилось, пламя попало на масло, и карета сгорела дотла.
Саймон подошел к ней и сел рядом.
– У вас только одна сестра?
– Одна. Больше у меня ни сестер, ни братьев нет.
– Какова вероятность того, что существует женщина с той же внешностью, что и у вас, но с которой вы не связаны кровным родством?
– И чтобы ее звали Лизетт, как мою сестру-двойняшку? Таких совпадений не бывает, вы же сами понимаете. – Линетт обернулась к нему лицом: – Я должна ее увидеть.
– Мне бы хотелось присутствовать при вашей встрече.
Линетт смотрела Саймону в лицо, и одно лишь его присутствие успокаивало ее. Поразительно, но, несмотря на столь непродолжительное знакомство, она чувствовала себя с ним так, словно они знали друг друга многие годы. Она целиком доверяла ему. Она знала, что Саймон не причинит ей вреда, не предаст и не подведет.
– Эта женщина не может быть моей сестрой. – Голос ее сорвался, и она прочистила горло. – Во-первых, я присутствовала на похоронах, но самое главное, мы с ней были очень близки. Не могла она не дать мне знать о себе ни разу за два года.
– Я ничего не понимаю. – Саймон потер шею. – Но я могу сказать вам, что Лизетт, которую я знаю, не…здорова.
– Нездорова?
– Она немного тронутая.
– О! – Линетт закусила губу. – Как вы с ней познакомились?
– Не стоит вам слишком глубоко вникать в мою жизнь, мадемуазель…
– Байо.
Саймон нахмурился.
– Лизетт носит фамилию Руссо. Это имя вам знакомо?
– Руссо? – Линетт нахмурилась, стараясь припомнить кого-нибудь с такой фамилией.
Увы, ей это не удалось.
– Мадемуазель…
– Прошу вас, – перебила она, – зовите меня Линетт. После вчерашней ночи… и того, что было сейчас. У двери… вы почти что… – Она густо покраснела.
Он погладил ее по щеке почти благоговейно:
– Вы ведь даже не можете произнести это вслух, верно?
Она нервно сглотнула. Он бережно поглаживал ее скулу подушечкой большого пальца, и это прикосновение странным образом отзывалось в ее теле вибрациями. Ей хотелось плакать: то ли от нежности, то ли от желания.
Он усмехнулся, и от этой его улыбки сердце Линетт затрепетало.
– Вы упомянули отца, но не супруга.
– Я не замужем.
– Ну конечно. – Саймон тряхнул головой. – Вы невинны. Вы дочь пэра.
Он произнес эти слова как приговор, приговор окончательный, который обжалованию не подлежит. Линетт почувствовала себя так, словно ей дали пощечину. Она поняла, что он оставил мысли о том, чтобы овладеть ею. Наверное, она должна была испытать облегчение, но вместо облегчения она испытывала разочарование. Сколько она себя помнила, в игре с мужчинами всегда вела она. Она дразнила, флиртовала, направляла разговор с молодыми людьми в нужную ей сторону. Но с Саймоном Куинном вести свою линию у нее не получалось. Он всегда оставался хозяином положения. И, как ни странно, она не испытывала по этому поводу никакой досады, наоборот, наконец-то она почувствовала достойного противника. Или партнера? От предвкушения приключения у нее захватывало дух. Как будто летишь на санках с горы. Словно тебя закружил и несет невесть куда вихрь, имя которому Саймон Куинн.
– Дайте мне немного времени, – сказал он, – чтобы разобраться в этом вопросе. Без меня ничего не предпринимайте. У вас нет причин доверять мне…
– Но я вам доверяю!
– Не стоит. – Опять на губах его появилась невеселая усмешка, и, не в силах преодолеть искушения, она дотронулась до его губ кончиком пальца. На скулах его заходили желваки, и голубые глаза его загорелись так ярко, что ей вдруг стало жарко.
Он поймал ее за руку и поцеловал в ладонь. По коже ее побежали мурашки: вверх по предплечью. Она невольно поежилась.
– Я никогда не имел дела с невинностью, Линетт. Я не знаю, что с ней делать. Разве что погубить ее.
– О чем вы?
– Я хочу сказать, что если вы не отойдете от меня подальше и не будете держаться от меня на почтительном расстоянии, я вас погублю. – Низкие вибрации его голоса добавляли веса его угрозе. – Вы окажитесь в моей постели, и вы обнаружите, что запутались в паутине лжи, обмана и предательства. Насколько безоблачно ваше будущее сейчас, настолько оно станет мрачным, когда уже ничего нельзя будет исправить.
– И, тем не менее, Лизетт Руссо живет в том мире, о котором вы говорите? – спросила Линетт, с вызовом вскинув голову.
– Да, она принадлежит этому миру.
– Вы английский шпион? – Она обвела взглядом комнату, как тогда, когда вошла в нее.
И вновь она не могла не отметить богатства и красоты обстановки. В цветовой гамме доминировал темно-красный цвет в сочетании с мебелью из темного ореха. Декор был выдержан в мужественном энергичном стиле, но находиться здесь было приятно не только мужчине, но и женщине.
– Я был английским шпионом, – спокойно сообщил Куинн, но смотрел он на нее при этом жестко и пристально.
– Вы хотите знать, откуда мне это известно. – Линетт улыбнулась. – Уверяю вас, никаких подковерных интриг. Вы видели со мной вчера двух женщин, так вот: одна из них куртизанка. Один ее любовник со связями сообщил ей об этом.
– Как случилось, что дочка пэра водит знакомство с куртизанкой? – Ладонь Саймона, словно невзначай соскользнула к ее плечу, и он рассеянно поглаживал ей ключицу.
Линетт хотелось одновременно замурлыкать, как кошечке, и прогнуться ему навстречу от чувственного восторга. Нервно сглотнув, она ответила:
– Моя мать познакомилась с ней у модистки, когда мои родители жили во Франции.
– Как могло получиться, что жене пэра и куртизанке модистка назначает одно и то же время для примерки? Обычно такое не допускается.
Линетт сморщила носик. Она размышляла.
И вдруг совершенно неожиданно Саймон накрыл ладонью ее затылок и прижался губами к кончику ее носа. Она вдохнула его аромат: возбуждающую смесь запаха кожи и лошадей, мускуса и табака. Она помнила этот запах: вчера ночью, в библиотеке… в этой гостиной у двери…
Тело отреагировало бурно, и Линетт застонала.
Куинн выругался сквозь зубы и пружинисто поднялся с кушетки.
– Я не могу думать, когда вы рядом, а сейчас мне как никогда необходимо, чтобы мозги работали в полную силу.
– Саймон…
– Возможно ли, чтобы у вашей матери был ребенок, о котором вы ничего не знаете?
Линетт протянула к нему руку, но, вздохнув, опустила ее.
– Нет. После того как мама родила нас с сестрой, у нее больше не могло быть детей.
– Может, она родила ребенка до вас?
– Нет.
– Вы уверены?
– Абсолютно. Но я спрошу ее об этом напрямую, если это необходимо.
– А ваш отец?
– Виконт де Гренье? Он темноволос и темноглаз. Мы с сестрой пошли в мать. Нашу мать иногда принимают за нашу сестру.
– Де Гренье? – Саймон подошел к буфету с напитками. Над буфетом висела картина маслом – ручей в лесу. Сине-зеленые тона картины добавляли комнате живости. – Я его не знаю.