— Скажи, а что ты ещё замечал в последние дни?
Белый слегка повернул голову к Крылатому и посмотрел на него долгим, пронизывающим взглядом салатовых глаз. Тот ли это кот, что со всеми шутил и болтал? Неужели до прихода в племя он всегда был таким… Хмурым, скрытным, будто под маской, и абсолютно проницательным.
— Я заметил, что некоторые сдаваться не собираются. Особенно ты.
— Верно. А ещё?
— Вы стали чаще собираться вместе с Рассветом и Завитым.
— Да.
— И, пожалуй, вы не слишком встревожены. Скорее уж вдумчивы.
— Возможно, — кивнул Крылатый, а в его голове закрутился план.
«Нам нужны новые участники. Одуванчик внимательный, знает бродяг лучше других, однако предан племени — пока что. Но он был ранее одним из них, кроме того, там его брат. С другой стороны, он очень дружил с Осеннецветик… Возможно, стоит рискнуть?»
— Есть одна вещь… Поговорим в лагере, — сказал он наконец, и Одуванчик серьёзно кивнул. — Мы будем ждать у камней рядом с пещерой целителя.
Поляна встречала их обыкновенным уже напряжённым гулом. Крылатому стало душно после свободы холмов: он глянул наверх, но туч не было, и нигде не собирались полыхать молнии. Это эмоции котов, давно зарытые племенными и в избытке расточаемые бродягами, сгустились над ложбинкой. Ненависть. Обида. Злость. Антонио первым пошёл через поляну, и, когда на его пути встретилась Морошка, смерил кошку бесстрастным взглядом.
— Уйди с дороги, полосатый, — шикнула она, прижав к голове уши.
— Прошу прощения, — процедил кот, но в его голосе настолько явно сквозило презрение напополам с насмешкой, что извинение стало издевательским. Морошка обошла его, демонстративно махнув хвостом, и направилась прямо к куче с дичью — к Крылатому.
— На охоте не находили запахов? — почти прошептала она, и её глаза вдруг озарились лихорадочным блеском надежды. Ему бы хотелось успокоить её, но он не мог раскрыть пока всей правды. Поэтому он сказал только:
— Был, но потерялся.
Морошка смешалась, будто не зная, радоваться ей или огорчаться. Интересно, как давно она была сломлена, если пропажа Одноцвета стала последней каплей?
— Не беспокойся так. Я уверен, он в порядке.
— А всё эти… гниды! — фыркнула она, и, ударив хвостом по земле, на секунду вспыхнула. Маленький горящий огонёк… Но эмоция быстро угасла, и рыжая мордочка опустилась к земле. Она пробормотала благодарность и ушла. Крылатый смотрел ей вслед. И вот она — непоколебимая и несломимая личность племени Ветра. Ей сложно. Не говоря уже о её матери, что старела на глазах…
Он огляделся. Перед разговором с Одуванчиком в полдень стоило бы отдохнуть, но где? Крылатый посмотрел на небо. Солнце с чего-то жарило сильней в последнюю луну Зелёных Листьев, но мягкое пекло было коту по душе. И он решил впервые за долгое время забраться на камни.
В несколько прыжков — не то, что раньше, котёнком! — он очутился наверху; солнце слепило. От твёрдого тепла под лапами стало приятно. Он лёг и чуть не замурлыкал. Нет, некогда расслабляться. Он подполз к самому краю и посмотрел вниз.
Поляна преобразилась за то время, что здесь находились бродяги, но он заметил это будто бы впервые. Уютный уголок воинов превратился в перевёрнутую вверх дном спальную площадку; навес, где жили оруженосцы, теперь пустовал; куча с дичью почти не пополнялась, ведь все старались есть сразу. Кусты, за которыми Ветряные раньше немного ухаживали, буйно разрослись, а аккуратный утёсниковый туннель и детская прохудились. Даже Скала, казалось, переменилась: уже давно оттуда не созывали настоящих, племенных собраний.
Из детской, прямо из-под камней, где сидел Крылатый, выкатился рыже-белый котёнок, и воин посмотрел на него с удивлением. Канарейка выпустила сына? Но вот и она сама — копна пёстрой шерсти, острая мордочка, осторожные шаги. Она оглядывалась с беспокойством, но, когда к ним подошла полосатая шкура, явно расслабилась. «Счастливый отец» стал лапой играть с Лопушком, а тот — ловить её. Кажется, семья воссоединилась — к добру ли?
Где-то на фоне переругивались Буревестник с Пролазой: их сердитые, отрывистые фразы терялись в общем шуме лагеря, как само собой разумеющееся, но Крылатый обратил на это внимание. В другом месте бродяга рявкнул что-то Молнезвёзду. Как странно — теперь такое стало привычным, вошло в общий фон… Ленивый тон Пролазы вдруг смолк: к ним приблизился Рассвет и, как ни странно, сумел успокоить. Крылатый кивнул про себя. Так и нужно. Но всё-таки…
«К чему мы пришли? — думал он, распластавшись на камне. — Половина племени безвылазно сидят в норе, другие ругаются со всеми подряд, а некоторые, кто были достаточно сильны и адекватны, пропали совсем. Наших унижают, могут убить или покалечить — а всё, что есть у нас, слова. С каким пор в лагере Ветра вместо уверенности и воли постоянный разлад? Раньше мы выстаивали даже перед лицом смерти! Чего же нам не хватает теперь?»
К сожалению, ответ он знал. Свободы. Никто не сможет жить, если ему не давать еды и воды — и так же Ветряные не могли выжить без свободы, которой всегда гордились.
«Нет, надо, надо исправлять это».
Помимо остальных, была ещё одна категория котов, о которой Крылатый старался не вспоминать. Вроде Канарейки, прильнувшей к плечу Билла. Или Песчаника, что уже чувствовал себя среди бродяг, как птица в небе. Или, возможно, Серогрива, который снова ушёл на пустоши с захватчиками — вовсе не недовольный. Его маленькая семья сидела у кустов. Голубика спросила что-то у дочери, но та, резко ответив, отодвинулась от матери ещё дальше.
Однако солнце бежит. Пора. Да и бродяги снова начали лезть на камни. Сейчас ещё придерутся.
Крылатый мягко спрыгнул вниз и порыскал взглядом. Рыжий огонёк увиделся ему возле кучи с дичью, и он позвал Рассвета. Тот подошёл, и воин указал ему хвостом на камни.
— Позови Завитого. Цветинку я позову сам.
Он ушёл — Крылатый пару секунд смотрел вслед сгорбленным плечам. Ничего, уж ему-то он точно отчаяться не даст!
В назначенный час все были в сборе на небольшом пятачке где-то возле пещеры целителя. Одуванчик неловко мялся. Завитой пытался занять побольше места, а Цветинка, наоборот, поменьше. Крылатый сел сперва на самом краю, но Рассвет подтолкнул его к небольшому камешку, и кот, немного смущаясь, залез всё-таки наверх. Он оглядел котов.
— Завитой, можешь постоять на страже? Возле пещеры целителя. Если спросят, скажи, что ждёшь Цветинку, потому что содрал подушечку на лапе. Нам лучше не привлекать внимания.
Кудряш, что только расселся, возмущённо поднял голову, чтобы возразить, но встретил просящий взгляд Цветинки и упрекающий — Рассвета. Тогда он встал и вышел без единого слова. Крылатый прижал уши. «Надеюсь, он не обиделся».
— И… Ты хотел принять к нам Одуванчика? — спросил Рассвет. Крылатый кивнул, радуясь, что ему не придется придумывать вступления.
— Не совсем понимаю всего, но, думаю, могу вам помочь? — сказал сам Одуванчик. Он смотрел то на Крылатого, то на остальных.
— Но при этом я не знаю, можно ли доверять тебе полностью, Одуванчик, — проговорил Крылатый. Он не пытался увиливать: пусть главным правилом кружка станет честность и прямота. — Не потому, что ты был с бродягами, а потому, что можешь примкнуть к ним после, как и любой кот в племени.
— Ещё чего! — фыркнул он, и Цветинка нервно посмотрела в сторону лагеря, скрытого за скалой. — Я не собираюсь снова лезть туда. Можете на меня положиться.
— Вас слышно, олухи, — шикнул Завитой, и его голова появилась из-за белого плеча Одуванчика. — А вообще, если хотите знать моё мнение — доверяй, но проверяй.
— Я думал об этом, — Крылатый понизил тон. — Возможно, нам нужно что-то вроде клятвы… или обещания.
— Как клятва при посвящении, — заметила целительница. Она немного покрутилась на месте, а Завитой снова исчез, кивнув напоследок.
— Мне кажется, неплохая идея, — сказал Рассвет.
— Тогда так и решим. Одуванчик?
— Хорошо, и как звучит эта клятва? — он заёрзал снова. — Раз уж для вашего круга друзей нужно именно это. Хотя я всё ещё не понимаю, что происходит, но мне интересно.